152
— Вы з н а е т е , — говорил Ал. Ал., когда мы шли с ним
по хрустящему песчаному п л я ж у , — как это ни странно
для человека, выросшего среди русских равнин, но я без
умно люблю море, ветер, бурю... Они будят во мне ка
кие-то смутные предчувствия близких перемен. Манят и
привлекают, как неизвестная даль...
От всего нашего тогдашнего разговора у меня осталось
лишь общее впечатление большой взволнованности Блока
и его несколько лирически приподнятого состояния. Ве
селый и кудрявый,
Он говорил со мной о счастьи 9
На непонятном языке... 6
И хотя мне во многом был неясен подземный ход его
мыслей, я невольно ощущал их свежесть и новизну.
Блок шел совсем рядом со мной в своем светлом ко
стюме и широкополой шляпе, и я невольно любовался
скрытым ритмом его движений, его плавной походкой и
той свободой, с какой он владел своим мускулистым те
лом. Было что-то радостное и певучее во всем его обли
ке, и если бы я знал, что он пишет тогда «Розу и Крест»,
я, наверно бы, сопоставил образ самого поэта со светлы
ми образами его героев.
Поздно вечером мы вернулись на дачу Лепони, чтобы
оттуда обратно ехать в Петербург. На станции пришлось
долго ждать поезда. С моря дул холодный, резкий ветер,
и мы основательно прозябли. После утомительной про
гулки по свежему воздуху нам мучительно хотелось
спать. Попав в теплый вагон, мы сперва с трудом боро
лись с одолевавшей нас дремотой, а затем, кое-как все
же переборов сонное настроение, затеяли какую-то весе
лую игру. Ал. Ал. изощрялся больше всех, и его гром
кий, заразительный хохот покрывал собой голоса осталь
ных. В. подобные минуты бурной веселости Блок бывал
неузнаваем и своей безудержной резвостью становился
похож на ребенка. Его лицо, обычно напоминавшее собой
застывшую маску, мгновенно преображалось, и в холод
ных, стальных глазах начинали бегать задорные огоньки.
Как мало людей, даже близко знавших Блока, видели
его таким. И как мало «веселый Блок» напоминал собой
канонизированный, загадочно красивый и «неживой» об
раз модного поэта.
Когда мы подъехали к Петербургу, город был весь во
власти белой северной ночи. Дома и улицы — все было
153
подернуто прозрачной серебряной дымкой. И на фоне
этого волшебного марева еще четче выделялся черный
силуэт Блока, певца «Незнакомки». Что-то пушкинское,
петербургское чудилось в его облике, явственно мелькнув
передо мной в ту далекую июньскую ночь, и затем кану
ло, чтоб уж никогда не возвращаться вновь.
* * *
Наступили страшные годы, в сумраке которых погас
ли радужные мечты многих поколений. Сознание ужаса
ющего провала между двумя революциями — 1905 и
1917 годов — обострилось к этому времени до такой сте
пени, что, как казалось большинству тогдашней интел
лигенции, исчезла всякая возможность для выхода из
образовавшегося тупика. Черная тень реакции и ее по
стоянных спутников — тупости, уныния и безразличной
тоски — окутала собой всю жизнь. ,
Все мельчало, дробилось, тускнело, теряло ясность и
четкость очертаний.
Тем сильнее и ярче на этом бесцветном фоне вспыхи
вали тогда огненные зарницы — предвестники новых гря
дущих бурь и потрясений.
На смену недавнего кумира учащейся молодежи, мя
тущейся и скорбной «Чайки» — Коммиссаржевской, при
шел гордый и смелый «Сокол» — Горький.
Широкой волной уже катился по бескрайним родным
просторам потрясающий людские сердца шаляпинский го
лос. И, словно вторя ему, откуда-то издалека впервые
прогремел грозный смех юного Маяковского.
Как великаны, возвышались они над толпой, и по их
могучему росту можно было судить об исполинском рос
те всего народа.
В этой цепи горных кряжей величавая фигура Алек
сандра Блока выделялась своей особенной, вызывающе-
дерзкой красотой.
И эта красота его духовного облика, и огневые строки
его стихов, сильно действуя на наше молодое поколение,
невольно вовлекали нас в поток новых глубоких
идей.
Наши прежние взгляды вступали в борьбу с новыми.
Произошла переоценка духовных ценностей, в процессе
которой, хотя и крайне медленно, нами изживался раз
лагавший нас эстетизм.
154
Поэт Блок был нашим «мудрым вожатым» во все эти
тяжелые годы. И я не знаю, какой бы поистине траги
ческий оборот приобрела наша судьба, если бы Блока
тогда не было с нами.
Столкнувшись с суровой действительностью, мы смог