тив него, в глубине к о м н а т ы , — высокие книжные шкафы
красного дерева.
Кожаный диван и несколько кресел, простой, но удоб
ной формы, дополняли собой в общем неприхотливую,
скромную обстановку.
На светлых стенах висело несколько оригиналов и хо
роших копий с любимых Блоком вещей, в том числе ак
варель Рейтерна «Жуковский на берегу Женевского озе
ра», рисунок Н. Рериха к «Итальянским стихам», «Сало
мея» Квентин Массиса и «Мадонна» Джиамбатисто Саль-
ви (Сассофератто), чем-то напоминавшая Любовь Дми
триевну 15.
На смену багряному костру северного вечера спусти
лись сиреневые сумерки, окутав все мягкими трепетными
тенями. Сквозь стекла бледных окон, выходивших на
Пряжку, виднелись
Ледяная рябь канала.
Аптека. Улица. Фонарь...
Ал. Ал. был во всем доме один, отчего пустынность
просторных, еле освещенных комнат приобретала еще бо
лее нежилой и малоуютный вид.
Когда мы сели, Блок за стол, а я — напротив него,
Ал. Ал. сразу же заговорил о деле:
— Я просил вас зайти ко мне, так как больше меся
ца занят литературным редактированием стенографиче-
159
ских отчетов Чрезвычайной комиссии 16. Работа эта
слишком велика по объему, и мне трудно с ней справить
ся одному. Я уже пригласил Любовь Яковлевну Гуревич
и очень рассчитываю на вашу помощь. Мысль о пригла
шении вас мне пришла давно, и я рад, что ее поддержа
ли Давид Давидович (Гримм) и Любовь Дмитриевна.
Правда, работа носит временный характер, но ее преиму
щество состоит в том, что вам придется иметь дело толь
ко со мной.
Говоря это, Ал. Ал. подробно ознакомил меня с от
редактированными стенограммами и предложил взять
что-либо «на пробу». Затем, продолжая начатый разговор,
он обстоятельно изложил свои взгляды на дело. Как по
лагал Блок, основная задача предпринятой им работы
состояла в широком литературном освещении истори
ческих фактов, приведших к гибели трехсотлетнего ре
жима.
— Подобное историческое п о л о т н о , — говорил о б
основанное на материале тщательного допроса самих цар
ских приспешников, смогло бы сыграть значительную
роль в будущем. Во всяком случае, лично я столкнулся
с таким ужасающим бесправием и такой омерзительной
гнусностью, о которых трудно подумать.
Как бы в подтверждение сказанного, Ал. Ал. тут же
привел мне несколько ярких и убийственных примеров.
Говорил он скупо, без всяких литературных прикрас,
веским и деловым тоном. Но в его лаконичных эпитетах
сказывался большой художник, и перед моими глазами
внезапно возникла длинная галерея самых разнообраз
ных типов, от таких матерых главарей, как Вырубова и
Распутин, и кончая бесконечной сворой всяческих жан
дармов, сыщиков и провокаторов.
Ровный, спокойный голос Блока и холодная невозму
тимость его строгого, неподвижного лица странно контра
стировали с общим содержанием его речи.
То, что говорил он, не было, в сущности, обвинением.
Это напоминало скорее острую передачу какой-либо по
становки «театра ужасов», где обыденное сплетается с
фантастическим и где одновременно выступают жалкие
простаки и самые отъявленные злодеи.
В комнате стало уже почти совсем темно, и мы с Бло
ком едва различали друг друга.
Ал. Ал. поднялся, чтобы зажечь свет. Затем, сно
ва вернувшись к письменному столу, он брезгливым
160
движением отодвинул лежавшую на нем стопку стено
грамм и с негодованием произнес:
— Нет, вы только подумайте, что за мразь столько
лет правила Россией.
Постепенно наш разговор перешел на другие темы.
Вскоре вернулась Л. Д., и мы перешли в столовую,
где беседа приняла еще более общий характер. Когда я
собрался уходить, Блок крепко пожал мне руку.
— Ну, вот мы и договорились, жду вас на д н я х , —
сказал он, прощаясь.
Дверь захлопнулась. Свежий ночной воздух пахнул
мне в лицо. Я ничего не желал. Ни о чем не думал.
Я был счастлив, как никогда.
* * *
Спустя несколько дней я опять пришел к Блокам, но
Ал. Ал. на этот раз не было дома, и мне пришлось оста
вить отредактированную стенограмму Л. Д.
Как потом выяснилось, Блоку очень понравилось то,
что я сделал, и это обстоятельство еще больше помогло
нашему дальнейшему сближению с ним.
На свою работу в Комиссии Блок смотрел как на ис
полнение гражданского долга. Он старался привлечь к
ней самых близких ему людей — мать, жену, друзей: