часто с длительными перерывами. Казалось, что он всма
тривается в каждое слово, прежде чем произнести его,
и с усилием подыскивает нужные выражения.
Блок не очень охотно читал свои стихи, но все же
раз или два прочел мне кое-что из своего третьего
тома.
Читал Ал. Ал. монотонно, чуть в нос, тем же тягу
чим, даже несколько унылым голосом, растягивая слова
и точно с трудом отрывая один слог от другого:
Гре-шить бес-стыдно, непро-будно,
Счет по-те-рять но-чам и дням...
165
Но в этой манере чтения было что-то настолько власт
но впечатляющее, что звуки его голоса живы в моей па
мяти до сих дор.
* * *
Ни одно из существующих изображений Блока не
передает полностью его настоящих черт.
Внешности Блока была свойственна спокойная и вели
чавая монументальность. У него было несколько продол
говатой формы тяжелое лицо с тяжело опущенными ве
ками. Тяжелые складки в углах крупного рта. Высокий
лоб с слегка приподнятыми под углом бровями. Волнистая,
как на античных статуях, шапка волос и ровный, спокой
ный взгляд светлых глаз.
Несмотря на обычную свою неподвижность, лицо Бло
ка обладало способностью резко и легко изменяться. Сто
ило только Ал. Ал. улыбнуться, как его характерный,
точно застывший облик получал новое, крайне живое
выражение. Холодная маска сразу исчезала, все мускулы
лица приходили в движение, и обычные до того спокой
но-невозмутимые черты озарялись внутренним светом.
Несмотря на то, что в наружности Ал. Ал. не было
ничего подчеркнуто поэтического, он, казалось, был от
рождения предопределен к высокой миссии поэта.
Самое размеренное спокойствие его движений, замед
ленность речи и, наконец, общее гордое выражение его
величавой фигуры имели какие-то «жреческие» черты.
И наряду со всем этим во внешнем облике Блока явст
венно сказывалась его подлинно человеческая простота.
* * *
До чрезвычайности сложная личность Блока поража
ла своими крайними и, казалось бы, несовместимыми
противоречиями.
Творческая смелость уживалась в нем с консерватиз
мом домашних привязанностей и вкусов; крайняя замк
нутость и холодность в обращении — с откровенным и
ласковым дружелюбием; бережливость — с расточитель
ностью.
Блок любил в театре Савину и Коммиссаржевскую,
Шаляпина и Далматова, в литературе — Байрона и
Апухтина.
166
В ранние годы Ал. Ал. пережил ряд сильных увле
чений: сперва театром, затем французской борьбой, авиа
цией... Порой это захватывало его целиком, и было стран
но видеть, как этот уравновешенный человек, с такой,
казалось бы, «холодной кровью», слушает, забыв все на
свете, какого-нибудь куплетиста Савоярова или любуется
борцом Ван-Рилем.
Крепкий и выносливый от природы, Ал. Ал. охотно
предавался физическому труду. Он любил работу во всех
ее видах, даже когда отдыхал от своих прямых обязан
ностей, был всегда чем-нибудь занят.
Когда на Блока находил веселый стих, он мог зара
зительно смеяться. Я помню, в какое «ребячье» настрое
ние привело его рассматриванье подаренных мной ста
ринных фотографий балетных артисток.
Ал. Ал. любил шутить, но все его шутки, пародии,
каламбуры были насыщены жуткой иронией. Она рас
пространялась не только на других, но и на него са
мого.
Мне помнится, как однажды, говоря о «бурной» и до
вольно-таки «земной» актрисе Тамаре Г., которую все
называли «Тамочкой», Блок довольно мрачно сказал:
— Она вовсе не Тамочка, она Здесечка.
Блок всегда осуждал «уродливое пристрастие к малым
делам» и противопоставлял им красоту великого подвига.
Я обязан Блоку не только тем, что он старался при
вить мне любовь к красивому труду, но и тем, что он
вдохнул в меня крылатую веру в жизнь, в ее безмерные
перспективы. Кажущийся пессимизм Блока был не чем
иным, как следствием его упрямой оптимистической веры
в будущее.
Блок не принимал того, что творилось вокруг, и с не
покидавшей его мужественной твердостью упорного мас
тера отчаянно боролся за утерянную миром отважную
красоту.
* * *
Настроение Блока в период его частых встреч со мной,
летом 1917 года, не было ровным. Под тягостным впечат
лением внешних событий он часто бывал в удрученном
состоянии и лишь в очень редкие дни имел бодрый и све
жий вид. Он угрюмо молчал или безучастно бросал от
рывистые фразы.
167
В один из таких мрачных дней, молча меряя шагами