свой кабинет, Блок вдруг внезапно остановился и, смотря
на меня в упор, неожиданно спросил:
— Вы верите в прогресс?
И затем быстро, не дожидаясь, словно боясь моего
ответа, сказал:
— А я уже не верю.
В другой раз он, нехотя вымолвив что-то, отошел к
окну и стал пристально смотреть на пустынную улицу.
Мы оба молчали. Ал. Ал., почти прильнув к стеклу,
смотрел в окно, а я делал вид, будто что-то читаю.
Прошло несколько минут. Блок все стоял в той же
неподвижной позе.
Но вот он обернулся и едва слышным голосом произ
нес:
— Я повис в воздухе...
Лицо его было сосредоточенно и грустно.
Подобные настроения порою настолько сильно овладе
вали Блоком, что он бросал работу и его начинала тер
зать упорная мысль о своей якобы ненужности как
поэта.
— Писать стихи сейчас я не м о г у , — сказал он мне
к а к - т о , — не позволяет профессионализм. Ведь теперь пи
шут одни только Сологубы, Настасьи Чеботаревские,
«Биржевка»... Больше никто не пишет и не будет писать
еще долго.
Лицо и движения Блока выражали крайнее волнение.
Он то ходил по комнате, то садился за письменный стол,
и речи его носили отрывочный характер.
Чувствовалось, что керенщина буквально разъедает
его. С каждым днем Ал. Ал. одолевала все большая уста
лость. Он хандрил, замыкался в себе, всячески избегая
встреч с посторонними людьми.
— Мое окно выходит на запад, из него все в и д н о , —
не то грустно, не то шутя как-то заметил он мне и тут
же пожаловался на постоянно преследовавший его все
это время запах едкой гари.
Блоку казалось, что кругом все горит, рушится. По
ночам его мучили страшные кошмары.
Лицо его приобрело в эту пору пепельно-землистый
цвет, а под глазами и в углах рта набухли тяжелые
складки.
168
* * *
По мере того как развертывались политические собы
тия, работа в Комиссии шла на убыль. Раскололось ос
новное ядро ее членов, и начались обычные в таких слу
чаях интриги. Что касается Блока, то его в эту пору
влекло уже к иным горизонтам и к иным временам 19.
Ал. Ал. радовала быстрота и внезапность совершав
шихся перемен.
— Поэт ничего не должен иметь — так н а д о , — реши
тельно возразил оп мне, когда я попытался высказать
ему свое сожаление по поводу гибели его шахматовской
библиотеки и семейного архива 20.
— Все прошлое уже о т о ш л о , — сказал Ал. Ал. в дру
гой раз.
Усиленная работа изнуряла Блока, но потеря жизнен
ной энергии, усталость и недомогание не могли убить
его веры в будущее.
С каждым днем я чувствовал, что Ал. Ал., все боль
ше уходя в себя, копит силы для какой-то новой работы.
Что это за работа, я тогда не знал, а только смутно до
гадывался о ней по его отрывочным замечаниям.
— Хоть я сейчас ничего не п и ш у , — говорил он м н е , —
но мысли идут, нить не прерывается.
— Я хорошо знаю, что надо писать, и буду писать.
И когда я снова вернусь к литературе, то продолжу на
чатое в третьем томе, главное — тему «Новой Америки».
Вот и поэма также на очереди (Блок имел в виду не
оконченное «Возмездие»). Все это, конечно, вопросы да
лекого будущего. Так как эстетически мы еще очень
долго будем бедны. Что же, надо ждать. Быть может,
даже томительно долго. Но нельзя предупреждать со
бытий.
* * *
Наши последние встречи с Блоком происходили в са
мые тревожные дни, тотчас же вслед за провалом кор-
ниловской авантюры.
В Петрограде было уныло и пусто. Город жил очеред
ными слухами о налетах немецких цеппелинов, в ожида
нии которых каждую ночь по свинцовому петроградскому
небу блуждали лучи прожекторов.
169
Повсюду поднималась мощная волна стачек, и чем
больше нарастала ненависть к буржуазному правительст
ву Керенского, тем настойчивее и определеннее раздава
лись могучие возгласы: «Вся власть Советам».
Стояли ясные, холодные осенние дни, и порой, когда
город уставал от дневных забот, в его беспорядочной
жизни наступала короткая передышка, по тревожной ти
шине напоминавшая затишье перед боем.
В отличие от большинства тогдашней хилой интелли
генции, поддававшейся все большему смятению и нере
шительности, Блок заметно ободрялся и оживал.
В своей выцветшей, поношенной, но всегда опрятной
и хорошо пригнанной гимнастерке он напоминал рядово
го бойца, только что приехавшего с фронта.
Он сильно похудел. В углах рта залегла горечь. Рез