УМЕР АЛЕКСАНДР БЛОК
Творчество Александра Блока — целая поэтическая
эпоха, эпоха недавнего прошлого.
Славнейший мастер-символист Блок оказал огромное
влияние на всю современную поэзию.
Некоторые до сих пор не могут вырваться из его об
вораживающих строк — взяв какое-нибудь блоковское
слово, развивают его на целые страницы, строя на нем
все свое поэтическое богатство. Другие преодолели его
романтику раннего периода, объявили ей поэтическую
войну и, очистив души от обломков символизма, проры
вают фундаменты новых ритмов, громоздят камни новых
образов, скрепляют строки новыми рифмами — кладут
героический труд, созидающий поэзию будущего. Но и
тем и другим одинаково любовно памятен Блок.
Блок честно и восторженно подошел к нашей великой
революции, но тонким, изящным словам символиста не
под силу было выдержать и поднять ее тяжелые реаль
нейшие, грубейшие образы. В своей знаменитой, переве
денной на многие языки поэме «Двенадцать» Блок на
дорвался.
Помню, в первые дни революции проходил я мимо ху
дой, согнутой солдатской фигуры, греющейся у разло
женного перед Зимним костра. Меня окликнули. Это был
Блок. Мы дошли до Детского подъезда. Спрашиваю:
«Нравится?» — « Х о р о ш о » , — сказал Блок, а потом приба
вил: «У меня в деревне библиотеку сожгли» 1.
Вот это «хорошо» и это «библиотеку сожгли» было два
ощущения революции, фантастически связанные в его
179
поэме «Двенадцать». Одни прочли в этой поэме сатиру
на революцию, другие — славу ей.
Поэмой зачитывались белые, забыв, что «хорошо»,
поэмой зачитывались красные, забыв проклятие тому,
что «библиотека сгорела». Символисту надо было разо
браться, какое из этих ощущений сильнее в нем. Славить
ли это «хорошо» или стенать над п о ж а р и щ е м , — Блок в
своей поэзии не выбрал.
Я слушал его в мае этого года в Москве: в полупу
стом зале, молчавшем кладбищем, он тихо и грустно чи
тал старые строки о цыганском пении, о любви, о пре
красной д а м е , — дальше дороги не было. Дальше смерть.
И она пришла 2.
П. ЛЕБЕДЕВ-ПОЛЯНСКИЙ
ИЗ ВСТРЕЧ С А. БЛОКОМ
С ним я встречался всего два раза. Это было в Крас
ном Петрограде. Кажется, в январе 1918 года, когда го
род жил трепетной жизнью, полный всяких тревожных
слухов, ползущих то с фронта, то изнутри страны. Разъ
езды останавливали прохожих; ночные выстрелы, одиноч
ные и частые, сменявшие друг друга, как будто догоняв
шие бегущих и искавшие прячущихся, не раз нарушали
притаившуюся тишину.
Был ясный вечер. Морозно. С подъезда Смольного,
среди колонн, весело поблескивали дула орудий, освещен
ные лунным светом и искрясь инеем. В верхнем этаже
крыла, где помещался Совнарком, окна ярко освещены,
вырисовывая силуэты установленных в них пулеметов.
Вереницей, в Смольный и обратно, тянется народ. Мол
чаливый, сосредоточенный, на ходу бросающий скупые
слова о новых событиях. Настроение боевое. Тревожные
вести усиливают его, вливая в вас какую-то уверенную,
спокойную силу и решительность бороться до конца.
В городе известные группы уверены, что вот-вот, скоро,
на этих днях, Петроград освободят от власти Смольного —
и конец большевикам.
Еду в Зимний дворец. Там заседание комиссии лите
ратурно-издательского отдела Наркомпроса, правительст
венным комиссаром которого я тогда был назначен.
Улицы перекрещены резкими тенями, пустынны, визг
полозьев отдается в морозном воздухе. Мысли в беспо
рядке кружатся, перебирая грозные события последних
д н е й , — яркие, неожиданные, мучительные и радостные.
181
По узкой лестнице поднимаюсь в небольшую изящную
комнату. Уже собрались, хотя и не все. Ал. Бенуа,
П. Морозов, несколько художников, кажется Штеренберг,
Альтман и Пунин, Л. Рейснер, еще кто-то и А. Блок.
Он был не таким, как я представлял его по портре
там, по стихам о Прекрасной Даме. Защитного цвета ко
стюм, русые волосы стушевывали выражение его лица.
Он стоял у перил лестницы, с кем-то тихо разговаривал.
И на фоне белой блестящей стены казался каким-то не
подвижным и тусклым пятном.
Назначенный час заседания уже прошел, но А. Лу
начарского все еще не было. Ждем и беседуем.
Времена для государственной литературно-издатель
ской работы были тяжелые. Интеллигенция саботажни
чала и сотрудничать с рабоче-крестьянской властью де