по старой орфографии; возможно, что многие из нас су
меют перестроиться, но мы не должны искажать душу
умерших. Пусть будут они неприкосновенны.
Я сидел рядом и задал вопрос:
— Но ведь вы, наверное, пишете без «ъ».
— Пишу без него, но мыслю всегда с ним. А главное,
я говорю не о себе, не о нас, живущих, а об умерших,—
их души нельзя тревожить!
Так он и остался при своей точке зрения.
Странной и непонятной загадкой казался мне этот
взгляд. Ценить реформу и не допускать «лес» печатать
у старых классиков через «е». Устремление вперед с «ду
шой революции», и вдруг защита « » и «ъ».
И говорил он об этом много и страстно. Во время за
седания и после него он отыскивал новые аргументы в
свою пользу.
Собрание кончилось поздно. Часть публики уже ра
зошлась.
— На меня собрание произвело весьма благоприятное
впечатление, — начал я, обращаясь к поэту. — Мне кажет
ся, что есть не только простое желание работать, но и
энтузиазм. Это самое главное, а некоторые разногласия,
большею частью словесные, в практической работе ис
чезнут. Насколько же вы примете участие? Вы будете
184
украшением нашей комиссии и постоянным укором всем,
к нам относящимся враждебно.
— Работать буду. Дело увлекательное. Но я чувствую
себя несколько разбитым. Устал... И вряд ли сумею ока¬
зать существенную поддержку делу.
— Ну, что же, идем? Кто куда? — произнес он гром
ко, оборачиваясь в сторону оставшихся.
Минут через пять мы шумно, остря и смеясь, вышли
на набережную и разошлись в разные стороны.
Он быстро исчез за углом с кем-то вдвоем.
Непонятный, немного странный и как будто даже ду
шевно больной человек прошел мимо меня. Русский, на
стоящий русский, с романтической душой, ищущий выс
шего смысла жизни и революции. Любящий их и шагаю
щий через них в неведомую даль. Ушел, оставив впеча
тление нежности, ласки и искренней простоты.
Знаю, некоторые не согласятся с моими беглыми впе
чатлениями; местами они расходятся с тем, что писалось
и говорилось о Блоке. Но я не хотел изменять того обра
за, который отложился в моем представлении. Может
быть, он случаен, мимолетен, но он правдив.
Пусть будущий биограф поэта воспользуется и этими
строками. Кто знает, может быть, и они помогут ему
разобраться в тех или иных движениях мысли и чувства
этого интересного человека, ушедшего в вечность рань
ше, чем революция успела полно раскрыть свою нежную,
прекрасную, радостную душу.
А. СУМАРОКОВ
МОЯ ВСТРЕЧА С А. БЛОКОМ
Обстоятельства забросили меня надолго в Петербург.
Это было в конце августа 1913 года. Как провинциала,
на первых порах меня все интересовало в столице. Есте
ственно, что я стал стремиться если не сблизиться с пет
роградскими писателями и поэтами, то хотя бы увидеть
и услышать их издали.
Я стал посещать почти все петербургские литератур
ные вечера. Многое увидел и услышал там, но оно не
всегда оправдывало те представления, какие складыва
ются о людях у нас, в недрах глухих и серых углов.
Среди «братьев писателей» есть «праздно болтаю
щие» 1, болтающие и рисующиеся перед толпой для
снискания себе жалкой общественной популярности.
Но среди такой литературной улицы я никогда не
видал А. А. Блока. Я слышал от лиц, знавших его, что
он живет замкнуто, что ему противны личные выступле
ния на всякого рода зрелищах, и он всегда почти отка
зывается участвовать в них. Понятно, это меня еще
более заинтересовало и, надо сказать, было первой по
будительной причиной острого желания увидеть поэта.
Предлогом к встрече могла служить лишь моя книга,
мои стихи, которые мне хотелось показать любимому
поэту, чтобы услышать от него личный отзыв о них.
Его поэзия влияла на меня, как и на многих других,
в сильнейшей степени. Живя в Петербурге, этом при
зрачном, фантастическом городе из всех русских городов,
я не мог не проникнуться и теми настроениями, какие
навеваются темной и загадочной жизнью северной сто-
186
лицы. В часы черных вечерних туманов, когда и дома
и люди кажутся не реальными предметами, а какими-то
непонятными нашему сознанию призраками, поэзия
Блока была как-то особенно близка и понятна мне.
Бродя этими глухими вечерами по Петербургу, я весь
проникался тайными отравными очарованиями его, и тог
да я чувствовал, как все непостижимее и ближе мне