родного поэта. Но, по моему мнению, «Сосен перезвон» —
лучшее, что он дал. К сожалению, книга эта испорчена
топорным предисловием В. Брюсова. Что же касается
Есенина, то он еще молод и не определился вполне, хотя
заставляет ожидать многого.
— Да, Клюев — большой поэт, но в смысле верси
фикации Есенин выше его. Он владеет стихом значитель
но лучше Клюева.
Блок задумался, потом сказал:
— Вот вы говорите, что стоите в стороне от всяких
литературных течений и направлений. Почему же вы
обратились со своими стихами ко мне, а не к другому
кому-нибудь?
— Потому обратился к вам, что верю вам больше и
считаю вас лучшим, чем другие. Я знаю вас давно, ког
да еще вы печатали свои первые стихи о «Прекрасной
Даме» в литературных приложениях журнала «Нивы».
Ваше стихотворение «На Вас было черное закрытое
платье...» было первое, запомненное мною навсегда.
С тех пор я следил за развитием вашего таланта и всей
душой полюбил его. Вот почему еще я хотел вас уви
деть и узнать как человека.
— А что вам нравится у А. Белого?
— Я люблю его всего. Все из его стихотворений нра
вится, что мне попадает в руки. Несколько непонятны
191
для меня лишь его симфонии. Но лучше всего его «Урна»,
его философские стихи.
— Нет, «Урна» еще не лучшее. Вы знакомы с его
«Пеплом»? Прекрасная вещь. Это весьма редкая теперь
книга. Если разыщете, обязательно просмотрите!
— «Пепел» я знаю, но только в извлечениях; но в
извлечениях он мне кажется слабее «Урны», хотя на
этом не настаиваю, так как не знаю этого сборника це
ликом.
— Вы говорите, что знали меня как поэта давно.
Но какие же стихи мои вам больше нравятся?
— Я, Александр Александрович, люблю ваши «Стихи
о Прекрасной Даме». Они дороги мне еще тем, что,
как сборник Бальмонта «Будем как Солнце», напомина
ют мне о прошлом, о молодых годах. Другие ваши стихи
несомненно и глубже по содержанию, и художественнее,
но они уже не так увлекают меня. Должно быть, в этом
виноват объект восприятия, то есть я сам.
— А к Бальмонту как вы теперь относитесь?
— Я люблю Бальмонта и сейчас, несмотря на рито
рику его, характерную бальмонтовскую риторику. С этим
недостатком Бальмонта как-то свыкаешься и уже не за
мечаешь его. Я сейчас читаю его «Сонеты Солнца» и
считаю этот сборник лучшим из всего написанного им.
— Я бы не сказал этого. «Прекрасная Дама» и Баль
монт — это уже прошлое. Его бесконечные сонеты уже
не увлекают.
— Ах, Александр Александрович, в этом я с вами
не согласен. Возьмите его сонеты «Поэт», «Шаман» и не
которые другие. Изумительные стихи. Это лучшие созда
ния Бальмонта.
— Не знаю. Я мельком просмотрел «Сонеты Солн
ца». В свободное время просмотрю еще раз. Эта книга
у меня есть. Еще скажите мне: как это вы, не печатаясь,
можете работать целые годы? Ведь так необходимо пере
дать свои мысли и настроения другим. Без этого, по-
моему, невозможно истинное творчество.
— Александр Александрович, на это у меня несколь
ко иной взгляд... Был я, например, у Шебуева, после
напечатания им моих стихов. Принял он меня покрови
тельственно, похлопал по плечу и сказал: «Хорошо, брат,
печатайтесь, где только можете. Нужно всегда делать так,
чтобы везде и всюду слышали о вас. Не важно, что иные
журналы плохи. Вон Куприн в каком-то, кажется, «Be-
192
теринарном вестнике» печатается, а все-таки он не те
ряет ничего от этого. Был Куприн, Куприным и остал
ся!» На меня это подействовало крайне неприятно.
Блок сказал на это:
— Вы странный человек! Ведь даже Чехову прихо
дилось бегать по редакциям и терпеть подобные неприят
ности. Такова жизнь писателя.
С минуту мы помолчали. Я сказал Блоку:
— Александр Александрович! Почему вы никогда не
выступаете на литературных вечерах? Как хотелось бы
многим видеть и слышать вас. Я это заключаю по себе
и своим знакомым, любящим ваши стихи. И я лично до
настоящей минуты знал вас лишь по фотографиям да
по портрету работы Сомова.
— Не люблю я эти в е ч е р а , — ответил Б л о к , — да и
декламаторского таланта нет у меня. Портрет Сомова
мне не нравится. Сомов в этом портрете отметил такие
мои черты, которые мне самому в себе не нравятся.
Между прочим, Сомов подарил этот портрет Рябушинско-
му, имение которого было разгромлено недавно, и там
вместе с другими картинами был уничтожен и этот мой
портрет 6.
Наконец я решил проститься.