набережной Пряжки, и днями бьет в окна яркий солнеч
ный свет. Тихо, и спокойно, и величаво, и передо мною
все тот же светлый, с пристальным взором, с приглушен
ным голосом, Блок. Годы прошли над ним; бури жизни
обветрили прекрасное лицо; гибельные пожары опалили
чело заревом; но в открытом взоре — холод и свет алмаз
ного сердца.
По свежему следу пережитого беседа вступает в об
ласть болезней души — и странным образом перепле
тается с темами войны. Может быть, потому, что мысли о
войне и тяжкие предчувствия свойственны были мне и
таинственно связаны с моею болезнью, и никто явствен
нее, чем Блок, не чувствовал связи между стихиями, по
трясающими мир, и бурями, волнующими душу. И в на
чале 1915 года, и в дальнейшем, вплоть до 1917 года, от
ношение Блока к военным событиям нельзя было назвать
иначе как безличным — не в смысле безразличия, а в
смысле признания за ними свойств стихийных, поглоща
ющих волю. Ни тени одушевления, владевшего — искрен
но или наигранно — интеллигентным обществом того вре
мени, не проявлял А. А. в этих беседах; с другой сторо
ны, не высказывал он, в сколько-нибудь определенной
форме, активно отрицательного отношения к происходя
щему. В разговорах того времени, как и в стихах, он по
минал Россию, томился по России, ждал ее...
При дальнейших свиданиях, нередких в 1915 году, по
пытки мои определить в нем личное чувство, сколько-ни-
22
будь близкое к гражданскому в действенном смысле этого
слова, встречали неизменный неуспех. Переживая войну
как грозу, томимый еще более грозными предчувствиями,
он исключал свою волю из сферы действующих сил и
лишь напряженно прислушивался к голосам стихий.
В дни, когда знамения были, казалось, благоприятны, тем
нел он душою и ждал иного. Мне не забыть светлого вос
кресного дня, в кабинете на Офицерской, когда прочитал
он стихи, которыми начинается «Седое утро»: «Будьте ж
довольны жизнью с в о е й , — тише воды, ниже тра
вы...» 17 — глухо и угрожающе, подавляя волнение, про
износил он, и когда, пораженный безысходностью отчая
ния этих строк, я выразил изумление, он пояснил, помол
чав: «Тут отступление на заранее подготовленные пози
ции...»
С той поры, при каждом свидании — на Офицерской,
у меня дома и во время частых прогулок по окраинам
Петроградской стороны, где в 1915—1916 годы любил
бродить А. А., беседа неизменно начиналась «о России».
Признаки упадка, ставшие для меня очевидными, встре
чали со стороны А. А. то безличное отношение, которое
на первый взгляд казалось «нигилистическим» и за кото
рым чувствовалась безграничная, жестоко подавляемая
жалость и упорная вера в неизбежность единственного,
крестного пути. Построения прогрессивных умов и вся
психика входившей тогда в силу интеллигенции были глу
боко чужды А. А.; помню, с интересом и сочувствием
слушал он на прогулках мои полушуточные стихи на эти
темы и скорбел о невозможности их напечатать 18. Рез
кое несходство наших взглядов на некоторые вопросы те
ряло свою остроту. Более понимающего собеседника я не
встречал. Аргументация Блока основывалась на общности
чувств; доводы, смутные по форме, извлекались с каким-
то творческим напряжением из глубины того же чувства
и, будучи для логики отнюдь не убедительными, открыва
ли новые области восприятия и понимания.
Петроградская сторона была в то время излюбленным
местом прогулок Блока. Часто встречал я его в саду На
родного дома; на широкой утоптанной площадке, в толпе,
видится мне его крупная фигура, с крепкими плечами, с
откинутой головой, с рукою, заложенной из-под отстегну
того летнего пальто в карман пиджака. Ясно улыбаясь,
смотрит он мне в глаза и передает какое-либо последнее
впечатление — что-нибудь из виденного тут же, в
23
саду 19. Ходим между «аттракционами»; А. А. прислуши
вается к разговорам. «А вы можете заговорить на улице,
в толпе, с незнакомыми, с соседями по очереди?» — спро
сил он меня однажды и не без гордости добавил, что ему
это в последнее время удается.
Тут, в Народном доме, убедился я как-то, что физиче
ская сила А. А. соответствует его внешности. Подойдя к
пружинным автоматам, стали мы пробовать силу. Когда-
то я немало упражнялся с тяжестями и был уверен в
своем превосходстве; но А. А. свободно, без всякого на
пряжения, вытянул двумя руками груз значительно боль