Разумеется, Мари Дорваль принимает сторону своего «доброго пса». Она посылает Же розовый венок, вручаемый девушке за добродетель, поместив его в коробку, обвязанную белой шелковой лентой и с запиской следующего содержания: «Сударь, вот венок, брошенный к моим ногам в «Антони»: позвольте мне возложить его на вашу голову. Вы достойны этой чести». В процессе против Жуслена де Ля Саль было несколько слушаний в коммерческом трибунале — 2 июня, потом 30-го. В результате 14 июля Жуслену присуждено исполнение первоначального контракта или выплата Александру десяти тысяч франков штрафа и возмещения убытков. Жуслен подает апелляцию, но одновременно предлагает Александру полюбовное решение: шесть тысяч франков немедленно за отказ от «Антони». Со всеми своими паразитами, которых он должен содержать, Александр, естественно, предпочитает получить деньги немедленно.
Еще один процесс, практически одновременно с первым, но на сей раз в ущерб Александру. У Шарпантье должно выйти полное собрание сочинений Александра, включая «Христину», права на которую принадлежали Барба[159]. Барба подает на Александра и Шарпантье в коммерческий суд. В первой инстанции оба жестоко наказаны. Они подают апелляцию. 2 июля приговор более милостив: если возмещение убытков Барба будет увеличено с тысячи двухсот франков до трех тысяч, плюс тысяча франков штрафа с Александра, конфискация издания Шарпантье произведена не будет. Этими юридическими распрями Александра буквально наслаждается сатирическая газета «l’Ours». В статье под заголовком «Алекс Дюма и издатель Барба» Александр представлен как «дворянин: граф, виконт или барон по крайней мере. Сойдет и виконт. В качестве дворянина г-н виконт Александр Дюма — самый отъявленный шалопай, какого можно только вообразить, ни заботы, ни трудов, человек праздников и удовольствий, сорящий золотом, вином и женщинами, донжуан, ловелас, фоблас, регент». Александр посылает вызов — драться на шпагах, «оружии дворянина» — главному редактору газеты Морису Алуа, но кого взять в секунданты? Конечно, Биксио, всегда хорошо иметь под рукой врача, можно Дермонкура, чтобы показать ему, что он — достойный сын Генерала, а почему бы не взять и третьего — Виктора Гюго, например: «Каковы бы ни были наши настоящие отношения, надеюсь, вы мне не откажете в услуге, о которой я вас попрошу. <…> Жду вас у себя в семь часов вечера. Дайте ответ подателю сего, чтобы я знал, могу ли рассчитывать на вас. И потом, знаете, возможно, это хороший предлог, чтобы еще раз пожать вам руку; говоря по чести, мне этого не хватает». Гюго далек от того, чтобы отвергнуть эту протянутую руку, тем более что обиды были нанесены Александру с его стороны, он немедленно прибегает к Александру, так было положено начало их примирению. Александр заплатит за него легкой раной в плечо.
Свои прекрасные отношения с Гизо Александр рассчитывал использовать не только для того, чтобы добиться нейтралитета министра Народного просвещения в деле гусара Брюйана: он хотел также, чтобы министерство оплатило ему задуманное путешествие вокруг Средиземного моря. Проект его обширен, серьезен, аргументирован, и Гизо как будто проявляет к нему интерес. Замена Суля Жераром на посту главы правительства 18 июля ничего не меняет, поскольку Гизо сохраняет свой портфель, и Александр может рассчитывать довести свое начинание до конца. 4 августа 1834 года мы видим его в вечернем костюме у герцогини д’Абрантес, которую он попросту называет своей «матушкой», вероятно чтобы утешить, видя, что Бальзак не называет ее больше «моя душка».
159
Относительно процесса и последовавшей дуэли см.: