Выбрать главу

Матушка, куда более аристократичная, чем полупарализованная Мари-Луиза, представляет его малозначительному барону времен Империи Тибо, известному, как мы помним, своей трогательной надгробной речью Генералу. Невозможно отказать себе в удовольствие предоставить ему описать эту сцену[160]: «У этого молодого человека заметил я кожу метиса, курчавую и густую шевелюру негра, своеобразные ногти, сплюснутые ступни; но был он высок и строен и физиономию имел довольно благородную; его серьезный, нежный и внимательный взгляд придавал ему некую вкрадчивость, проистекающую из меланхолического облика и особого выражения, свидетельствовавшего о доминирующей мысли и глубоком чувстве».

Впечатление, как видим, не «слишком благоприятное», что побуждает барона всячески превозносить Генерала. Александр светлеет: «Все, кто знал моего отца, говорят о нем с восхищением, поэтому память о нем — предмет моего поклонения». Представьте, негр, не лишенный чувств, и барон любезно расспрашивает его о роде занятий; ах, так это он и есть знаменитый драматург? Александр скромно подтверждает, но театра ему уже мало и сейчас он собирается предпринять «пятнадцатимесячное путешествие, чтобы подготовить военную, религиозную, философскую, нравственную и поэтическую историю всех народов, когда-либо живших по берегам Средиземного моря; к этому рассказу он думает добавить описание основных стран и городов, омываемых этим морем, — от Палестины до Геркулесовых столбов — и иллюстрировать свое описание сотней видов и пятьюдесятью виньетками». Барон поражен чем дальше, тем больше: но ведь на все на это нужны деньги! И да, и нет, исходя из того, что, кроме Александра, в состав экспедиции войдут еще лишь художник, скульптор, архитектор, врач и геолог, правительству достаточно дать каждому из них по десять тысяч франков на дорожные расходы. Ну и, конечно, судно с командой. И так как следует учитывать и непредвиденные расходы, необходим дополнительный кредит в сорок тысяч франков; эта сумма покроется, впрочем, подпиской на восемьсот экземпляров четырехтомного труда, который собирается написать Александр и который гарантирует правительству покрытие расходов последнего. Барон проглатывает слюну: и как же Александр думает «добиться этой тройной льготы»? Александр пожимает плечами: с помощью Луи-Филиппа, разумеется, что подразумевало Фердинанда. Барон на этот раз забывает проглотить слюну: негр, знакомый с королем? Александра забавляет это недоумение:

«Я был библиотекарем герцога Орлеанского, когда случились июльские события; но мои принципы не позволили мне ни остаться при нем, когда он стал королем, ни даже увидеться с ним с тех пор. Будучи сыном генерала Республики, я республиканец».

Барон белеет: какова неблагодарность, «воспользоваться милостями принца, который его к себе приблизил, несмотря на цвет кожи, и теперь демонстрировать свое презрение к королю?» Богатый жизненный опыт позволяет Александру легко распознавать расовое пренебрежение, и он добивает барона. Да, министр побуждал его ходатайствовать персонально перед королем, и он, разумеется, отказался. Но в том случае, если он добьется полного удовлетворения своей просьбы, он согласен поступиться своими принципами и пойти поблагодарить короля. Барона чуть удар не хватил. Александр же лучезарно улыбнулся ему и объяснил, что путешествие в настоящий момент ему просто необходимо:

«Мне надо бы уехать из Парижа, а то женщины совершенно не дают мне возможности работать».

От этого барон так и не смог оправиться: «Готовый скорее пойти на операцию, совершенно противоположную той, что проделал Святой Дух, нежели произвести на свет черномазого, я не мог понять этих женщин, унижающихся до того, чтобы прерывать труды этого Александра Дюма, который, возможно, полагал себя Александром Великим в литературе, и в еще большей степени не мог понять, как мадам герцогиня д’Абрантес могла даже метафорически согласиться на то, чтобы он называл ее своей матерью».

«Le Musee des families», одна из многочисленных газет, основанных Эмилем де Жирарденом, опубликовала большую статью Гайарде об истории Нельской башни, где утверждалось, что она вдохновила его на его первую и лучшую драму. В комментарии после статьи утверждалось то же самое. Иначе говоря, Александр не имел к этому никакого отношения. Используя свое право на ответ, он подробно описывает историю создания пьесы и свой вместе с Жаненом вклад в нее. Попутно Гайарде предстает здесь в совершенно нелепом виде, до такой степени, что, рассердившись во время одной из репетиций, он выскочил на сцену и спросил, «намерены ли актеры начать репетицию его пьесы, или же его пригласили для того, чтобы показать драму другого автора». На это следует витиеватая и длинная реплика Гайарде о том, что Александр исправил лишь кое-какие мелочи, что он мошенник и вор, как и его приятель Гарель. Четверть века спустя Гайарде признает «значительную долю» Александра в «Нельской башне», но пока что они собираются драться на дуэли.

вернуться

160

Mes Memoires, tome I, Appendice II deja cite, pp. 1120 et 1121.