Путь из Ватерлоо проходит через городок, где живут Дюма. Войска идут строем: впереди старая Гвардия, затем двести мамелюков, воспоминание о Египте, и, наконец, Наполеон собственной персоной. Александр ждет его на почтовой станции. В его явлении нет ничего потрясающего:
«Его бледное и болезненное лицо, как будто с нажимом вырезанное из куска слоновой кости, было слегка склонено на грудь. <…>
Он поднял голову, взглянул окрест и спросил:
— Где мы?
— В Виллер-Котре, сир, — ответил голос.
— Стало быть, в шести лье от Суассона? — спросил он.
— В шести лье от Суассона, точно так, сир».
Битва при Ватерлоо состоялась 18 июня. 20-го появляются первые беглецы, поляки. Им не хотят верить, бросают их в тюрьму. Но и Наполеон не замедлил себя ждать:
«Да, это тот же человек, с тем же бледным и болезненным, невозмутимым лицом.
Только голова опущена ниже на грудь.
Усталость ли это? Или горе, оттого что, выиграв весь мир, он его проиграл теперь? <…>
— Где мы? — спрашивает он.
— В Виллер-Котре, сир.
— То есть в восемнадцати лье от Парижа?
— Да, сир».
Юмор Дюма нередко восходит на вторую ступень. От того, кто выиграл и проиграл целый мир, ждут либо благородного молчания, либо исторических слов. Вместо этого, как на пути туда, так и обратно, банальности путешествующего пошляка. Этой императорской тривиальности противопоставляется апокалипсическая картина его разгромленной армии.
«Сначала прошли, все вперемешку, без строя и без барабана, почти без оружия, те, кто вышел цел и невредим или же с легкими ранениями из этой ужасной бойни.
Затем настал черед тех, кто был ранен более серьезно, но кто был еще в состоянии либо идти, либо держаться в седле.
И, наконец, явились те, кто не мог ни идти, ни сидеть в седле. Несчастные без рук, с раздробленными ногами, насквозь пробитыми телами лежали на телегах, едва перевязанные или неперевязанные вовсе».
Из двухсот мамелюков выжило лишь пятнадцать.
Прибытие объединенных войск, размещение по квартирам, Дюма принимают двух англичан, и Мари-Луиза снова принимается за фасоль с бараниной. Английские офицеры не говорят по-французски, а Александр не знает английского. Один из офицеров обращается к нему на латыни, идея плодотворная, но Александр считает, что гость по-прежнему говорит по-английски. Тогда офицер наполняет стакан вином и протягивает Александру — Международный язык. «Крестный» Брюн убит роялистами в Авиньоне 2 августа. Александр клянется за него отомстить. Он сдержит слово[20] с помощью своего неотразимого оружия — пера.
В продолжение тринадцати прожитых лет Александр стремится выбраться из материнского лона. Его мечта — стать законным членом мужественного братства охотников, господ и истинных хозяев леса. Он познал все хитрости ловли птиц и мелкого браконьерства. Но, кроме того, что эти злостные занятия содержат элемент настоящего риска, он находит в них некое предвкушение социального самоутверждения, компенсацию своего бедного сиротства, незаконнорожденности, темной кожи, принадлежности к стану побежденных бонапартистов, над которыми насмехаются и издеваются. Даже такой ловкий браконьер, каким был Аннике, не мог претендовать на общественное признание, вместо того, чтобы хвастаться своими трофеями, он вынужден был их скрывать, и в маленьком городе, каким был Виллер-Котре, его участь была — оставаться маргиналом. Александр не был намерен преуспеть в этом качестве больше, чем уже преуспел. Он размышляет, высчитывает скорость прохождения дистанции, которая приведет его к посвящению в Мужчину и Гражданина в облике охотника. Еще не пришло время обратиться за помощью к Девиолену, ибо папаша Кнут продолжал считать его «сопляком». Зять, который подарил ему пистолет? Но с этим оружием у него уже были неприятности, и потом, чтобы освободиться от Мари-Луизы, ему следовало бы вначале обойтись без помощи семьи.
Он останавливает свой выбор на друге своей матери Пико, стряпчем, имеющем брата-фермера. Этот Пико ведает охотой как раз в тех районах Виллер-Котре, которые более всего богаты дичью. «Я понял, что нельзя ограничиться тем, что Пико был из числа наших друзей, куда важнее мне сделаться его другом. И как только я утвердился в этой мысли, в ход пошли всякие нежности». Первые портреты Александра, появившиеся, когда ему было около тридцати, обнаруживают красивое лицо, с тонкими чертами и удлиненным овалом, несколько женоподобное. Можно предположить, что неуверенный в себе подросток, каковым он являлся, долговязый и нескладный, вполне мог быть носителем особого, двусмысленного очарования. Добавим к этой физической привлекательности талант краснобая, с помощью которого он обаял стольких пожилых дам, а еще хитрую игру в неловкость и наивность. Немудрено, что он казался привлекательным также и мужчинам, делая ставку на отеческие и братские чувства одновременно. И точно так, как это уже однажды сработало с Огюстом Лафаржем, предложившим ему в свое время большую ловлю птиц, так и «через месяц стараний г-н Пико предложил мне сопровождать его на охоте».