Немногим лучше «Описание Балтийского моря, согласно приказанию командира подводной лодки В. Н. Симановского».
Но в новой книжке было и то, что уже обратило на себя внимание в первой — «Мы входим в Пишпек». Поэту чужда позиция стороннего наблюдателя, ему есть дело до всего, чем заняты сограждане. С ними он старается вести разговор по душам. Второй раздел, давший название книжке («Девятьсот девятый»), где собраны стихи о своем поколении, оказался значительно интереснее и по своей фактуре и по художественному исполнению. В первом разделе («Описание Балтийского моря») мы почти не слышим живой интонации. Автору мешает скованность, боязнь хоть на шаг ступить в сторону от курса, проложенного кем-то другим. При чтении же отдельных стихов второго раздела ощущаешь, будто в книжку врывается свежий ветер и ломает перегородки, отделявшие автора от читателя. Простой язык стихотворений еще больше способствует развитию этих контактов:
Но лицо книги определили не эти единичные примеры. В ней было помещено стихотворение, в котором проявились лучшие стороны дарования Гитовича: емкость строки, четкость поэтической мысли, политическая зоркость. Это стихотворение сразу же выдвинуло его автора в первые ряды советских военных лириков. Я имею в виду стихи о Коробицыне.
В 1927 году всю страну облетела весть о беспримерном подвиге красноармейца-пограничника Андрея Коробицына. На дозорной тропе его атаковали четыре нарушителя. Красноармеец был ранен, но, истекая кровью, смело вступил в неравный бой: ранил главаря банды и отбил нападение бандитов. Когда подоспели товарищи, схватка уже была закончена. Враги не прошли. Обессиленного от ран Коробицына доставили в госпиталь, где три дня врачи вели борьбу за его жизнь; спасти героя не удалось.
Подвиг рядового пограничника стал для советской молодежи символом стойкости и бесстрашия. Поэты сложили о нем стихи и песни. Стихотворению, написанному Гитовичем, суждена была долгая жизнь.
Успех «Коробицына» не случаен. Он был подготовлен всей предшествующей работой, глубоким проникновением в тему. Поэт не раз бывал на той пограничной заставе, где служил Коробицын, сблизился с друзьями героя, мог надышаться самим воздухом пограничья. Все это вошло в кровь и плоть стихотворения.
Андрей Коробицын шагает в стихах свободно и широко. Он наделен всеми чертами своего поколения, своего класса. Создавая его образ, поэт решительно отказывается от заимствований у Гумилева и Киплинга. Да это и понятно: социальная природа подвига советского пограничника иная:
Поэт непоколебимо убежден в классовых истоках подвига советского солдата. Читатель чувствует за спиной Коробицына сотни и тысячи рабочих и крестьянских парней. Отвага и мужество Коробицына приподнимают его над смертью. Пограничник прикрывает своей грудью страну, вдохновившую его на подвиг. Страна обессмертила его имя.
Мы помним, что до «Коробицына» Гитович охотно писал публицистические стихи о верности присяге. Но прежде публицистичность нередко оборачивалась риторикой. Теперь же, получив героический материал, что называется из первых рук, своими глазами увидев пограничные будни, поэт сумел написать по-новому. Он сдержан в выражениях чувств, каждое слово как бы взвешено на ладони, прежде чем поставлено в строку, пригнано к соседним, как патрон в обойме.
Безошибочный выбор деталей, ясное представление о том, что произошло в этот день на границе, позволяют автору сделать свой рассказ и ярким и динамичным. В восьмидесяти строках стихотворения раскрыта не только картина подвига, но и философия его.
Коробицын обрисован несколькими штрихами: он шагает «по блестящему следу дождя», потом обнаруживает «четыре прищуренных дула», вступает в неравную схватку и, наконец, гибнет от вражеской пули. Поэт сознательно избегает «ряда мелочей», чтобы показать героя крупным планом, выделить в его образе самое основное — отвагу и верность долгу: