Многие из джигитов — если не все — погибнут, но по прикидкам светлого князя, каждая усиленная его защитой сотня, отправит в Ад не менее двух волколаков. Это если сюда не прибудут старцы.
— «Вот с них и начну», — подумал Санька и обратил внимание на трущуюся об него Марту.
— Ты что удумала, негодница? — спросил, хмыкнув, царь. — Так и не прекращаешь попытки соблазнения? Ох ты и коварная, э-э-э, дама, Марта.
Марта улыбнулась и отпрянула от тела «хозяина» словно ударенная током.
— А ты зачем толкаешься? Научился, видите ли, силой толкаться и издеваешься над бедной женщиной.
— Женщиной, значит? — хмыкнул Санька. — А ну, брысь из моей купальни!
Кикиморка исчезла, вода с хлюпаньем и всплеском сомкнулась в том месте, где она только что находилась.
— И воды тёпленькой подбавь. Выплескала всё…
Марта снова появилась в голом виде, но с ведром воды. Девица стала лить в чан, где купался царь, почти горячую воду, но ведро не опустошалось, пока не заполнилась кадушка. После этого деревянное ведро опустело и исчезло вместе с кикиморкой.
— Вот так вот! — нежась в горячей воде, томно произнёс Александр. — Ходют тут всякие. Отдыхать мешают. Банник ты тут?
— Где ж мне быть, как не тут? — прохрипел и откашлялся банный «управитель», но появляться перед хозяином не спешил.
— Хороша банька твоя, Сил Силыч. Держал тепло для меня?
— Держал, батюшка.
— А я к тебе без гостинцев завалился… Ты уж извини меня. Как-то не досуг мне про гостинцы было помнить вчера, но я исправлюсь. На корабле остался гостинец. Привёз я тебе лавровые ветви в подарок. Можно из них венки сплести и на стены повесить.
— Это те листики, что в супы кладут?
— Те самые.
— Только ветками? Ух ты…
— Появился бы ты, Сил Силыч, а то я словно со святым духом говорю.
— Да, я ж, это… Несуразный какой-то… Тебе на меня смотреть не срамотно?
— Давай-давай! Не кокетничай! Видел я на своём веку всякое! Проявись! — приказал Санька, зная, что Банник, может ещё долго мусолить вопрос о его привлекательности.
Сил Силыч проявился, сидя на самой верхней полке в уголочке.
К слову сказать, банники действительно больше походили на зелёных жаб, чем на людей. Даже водяной, по мнению светлого князя, выглядел привлекательнее. Однако банник во дворце был намного полезней водяного, и поэтому Санька к нему относился почтительно, уважительно и по имени отчеству.
— Как тут обстановка? — спросил царь. — Что в других банях делается? Появились твои сородичи в банях города?
— Так, э-э-э, откуда им появиться-то? Кто их призовёт? Пока их не призовут, никто не появится. А кому звать-то? Никто уже и не помнит про нас. Домовых ещё вспоминают, а банников нет. Это ты вспомнил, потому я и появился. И то, оттого только, что знал тебя ранее. Ещё по твоей деревне, где ты народился. Я и роды принимал у твоей мамаши Лёксы.
Санька обомлел от услышанного. Почему-то ранее о таких вещах они с банником не говорили. Однако вида, что удивлён, Санька не подал.
— А чего ж из той баньки ушёл, где я родился?
— Так, ты с родителями уехал, баня стояла пустой долго. Редко, кто ею пользовался. Приходил один кузнец, жил в вашей землянке, стучал по своей наковаленке, да умер вскоре. Больной оказался, оттого и выгнали его из прошлой деревни. Потом и другие в вашем стойбище слегли да вскорости от мора и помёрли. Нет там больше деревни. Спалили её те, кто лес на Вороне-реке рубит. И капище спалили. Вот я и ушёл к тебе, когда ты позвал. Я ведь у слышал тебя, когда леший тех мест вдруг со мной заговорил. Чудно так… Всех потом я услышал. И родичей своих и тех, кого помогал родить. И сейчас многих слышу и даже поговорить могу. Чудно! Говорят, что ты эту паутину придумал? Молодец! И сила от неё горячая, как солнышко летнее, или как каменка нагретая. Хорошо мне от твоей силы.
— Не знаешь, всем нравится такое тепло?
— Точно знаю, что всем. Даже тем, кто ночью рождён, свет нужен. Разве только пещерникам-холодильникам каким, но те вообще, по-моему, не земного рождения, а сущности преисподней.
— В преисподней же жара.