Дни шли.
Сын местного столяра Конрад был в отъезде, обучался ремеслу отца. Выучился в городе и стал искусным мастером. Жил он на другом берегу Глиммы, и туда отправлялся всякий, кому нужен был сундук особенно тонкой работы. Однажды Леонарда отправилась к Конраду, а Александр перевёз её на ту сторону.
Она засиделась у юного Конрада, вела беседу о новом сундуке, который приехала заказать, да и о многом другом, ведь они знали друг друга с детства. Потеряв терпение, Александр подошёл к дому столяра и заглянул в окно. Но тут же отпрянул и, разъярённый, бросился в дом.
Все трое уставились друг на друга. Цыган был похож на скакуна с развевающейся гривой и раздувающимися ноздрями.
— Ну ладно, иду, иду, — сказала Леонарда, чтобы успокоить его.
Мужчины смерили друг друга взглядом, оба были молоды. Александр пошарил за поясом, но ножа при нём не оказалось, и взгляд его погас. Цыган беспомощен без оружия, но если при нём нож, он смел и безрассуден, даже убить может.
Это была их первая встреча.
Через неделю столяр Конрад доставил сундук в дом знатного рыбака. Сундук был слажен на совесть, и замок на нём был новый, хитроумный. Но как только Леонарда начала перекладывать в него добро, она обнаружила в старом сундуке пропавшие вещи в целости и сохранности.
— Опять ты, — упрекнула она цыгана.
— Нет, это не я, — сказал цыган и снова солгал, так, по привычке. Столяр зачастил к Леонарде, она угощала его кофе. Но цыган умудрялся улучить момент и плюнуть в кофейник.
Когда столяр возвращался домой, он шёл за ним тенью по пятам. Мужчины мерили друг друга взглядом, а Александр нащупывал нож.
— Ты зря суетишься, цыган. Сегодня она дала мне слово. Александр вспыхнул и выхватил нож. Но столяр успел вскочить в лодку и оттолкнуться от берега и, оказавшись в полной безопасности в нескольких саженях от берега, крикнул, что донесёт на бродягу властям.
Дни шли.
Старый Александр по прозвищу Перекати-поле снова причалил на своей лодке, чтобы забрать сына, но молодой Александр не захотел возвращаться и стал просить, чтобы ему разрешили закончить службу, как было договорено. Отцу он наплел, что ещё много чего наворует в усадьбе, и цыганская лодка отплыла без Александра.
Однажды молодой Александр сказал Леонарде:
— Уже ласточки прилетели. Не пойти ли нам с тобой на пристань, прикажи мне привести в порядок бочки и снасти, ведь скоро путина.
Леонарда ещё не совсем понимала, каков цыганский нрав, и потому насмешливо скривилась и сказала:
— Ну что ж, пойдём.
Но на этот раз её насмешка не была суровой, а его двусмысленные слова не возмутили её. Она видела, что любовь цыгана становится всё горячей.
Не успели они подойти к пристани, как Александр обнял её и стал целовать в губы.
— Ты спятил, — произнесла она, высвобождаясь из его объятий, едва не задохнувшись, щеки её пылали.
— Ну, так что, уходить мне завтра со двора? На сей раз Леонарда ответила ему кротко:
— Смотря как ты будешь себя вести.
— Впредь это больше не повторится.
Слова своего он не сдержал. Он всё время задевал её и приставал со своими нежностями.
И постепенно сердце Леонарды начало уступать смуглому язычнику.
Она уже не задирала нос, не кичилась. Хотя и не сразу ему удалось подступиться к ней, но потом взгляд её становился томным и нежным в его присутствии. Всё это случилось в ту пору, когда распускается листва и над Нурланном стоят удивительно светлые ночи. Наконец однажды, на торфяном болоте, она подошла к нему совсем близко — он стоял посредине, а ведь она могла поставить узелок с едой, как и раньше, у края болота. Но ей хотелось подойти к нему поближе.
Мать с ума сходила от ревности и делала всё, чтобы дочь как можно скорее вышла замуж за столяра. Леонарда не возражала. Но она была в каком-то радостном опьянении и мало думала о предстоящей свадьбе. Этот бродяга Александр стоял посреди болота и копал торф, а она подходила к нему совсем близко, так притягивала её к себе его молодость и красота. Бывали дни, когда она не вспоминала о столяре Конраде, и нельзя сказать, что это были тоскливые для неё дни.
Поздней весной рыбак с сыновьями возвратились домой, началась весенняя страда, и помощь цыгана тоже была нелишней. Но к Иванову дню он должен был уйти насовсем. Теперь ему стало трудно встречаться с Леонардой наедине, по наущению столяра за ним следили и братья. Да и к тому же любовь вообще прихотлива, она гаснет, если не встречает препятствий, и молодой цыган стал надоедать Леонарде. Она начала готовиться к свадьбе с Конрадом.