– Чего вы боялись? – спросил у Анны князь Гарин.
– Я… я думала, вас найдут французы…
– Анна, какая вы добрая, славная… Вам и вашему отцу я обязан многим.
– Что за счёты, князь! – промолвил старик Гофман.
– Чем я отблагодарю вас и вашу дочь, – с чувством проговорил князь Гарин, крепко сжимая руку у Гофмана.
– Оставим, князь, про это говорить. Я теперь так счастлив.
Молодая девушка расплакалась, но это были слёзы радости.
ГЛАВА XII
Русских пленных отправили ночевать в Позоржиц, где находилась главная квартира французского императора. В числе пленных находился и ротмистр Зарницкий, попавший сюда со своим денщиком Щетиною. Пётр Петрович был слегка контужен. Его эскадрон храбро сражался, окружённый в десять раз превосходившим его по числу неприятелем; Зарницкий изумлял своим геройством даже французов. На его несчастие, под ним была убита лошадь: ротмистр упал вместе с убитым животным и был придавлен всей его тяжестью. Этим-то моментом воспользовались неприятели, и герой был взят в плен. Эскадрон Зарницкого был весь перебит, осталось в живых человек пять, не более. Пётр Петрович в первые минуты был в каком-то исступлении; он проклинал тот момент, когда шальная пуля уложила его верного коня, и своё бессилие. Щетина тоже попался в плен. Оба они шли рядом, под конвоем, разделяя общую горькую участь.
– Ваше благородие, – тихо шепнул Щетина своему «барину».
Зарницкий шёл печально, опустив голову, и не слыхал зова своего слуги; думы, одна другой мрачнее, не давали ему покоя.
– Ваше благородие! – повторил денщик.
– Ну, что ты?
– Стало быть, ваше благородие, мы в плен попали.
– Попали, брат Щетина, – со вздохом ответил Пётр Петрович.
– Нехорошо, ваше благородие!
– Что хорошего! Хуже смерти.
– А вы, ваше благородие, не отчаивайтесь, можно побег учинить, – таинственно сообщил Щетина.
– Побег – ну, брат, навряд! Зорко стеречь будут – не убежишь.
– Убежим, ваше благородие, надо только время выждать.
– Ну, станем ждать.
– Император, император! – заволновались вдруг конвойные, завидя Наполеона, ехавшего навстречу пленным.
– Кто из вас старший? – останавливая лошадь, спросил Наполеон у пленных.
Старшим по чину в этой партии пленных был ротмистр Зарницкий; он выступил вперёд.
– Кто вы? – в упор смотря на ротмистра, спросил Наполеон.
Зарницкий назвал свой чин и полк, в котором служил.
– Знаю, слышал. Ваш полк честно исполнил свой долг, а вы, господин ротмистр, оказывали чудеса храбрости. Я слышал.
– Я дорожу похвалою великого полководца, – вежливо ответил Зарницкий, кланяясь Наполеону.
– Вы заслужили, господин ротмистр, гораздо большего!
Наполеон приказал отвести пленных на бивуаки и позаботиться о них: устроить им ночлег, перевязать раненых.
Приказание было в точности выполнено; раненых повели в шалаши, выстроенные при главной квартире Наполеона. Французы очень радушно приняли наших. Ротмистра Зарницкого с его денщиком поместили в отдельном шалаше, где поставили походную кровать, стол и стул. Зарницкому перевязали рану. Измученный и голодный, он, исправно поужинав, выпил добрую порцию вина и, повалившись на кровать, скоро заснул богатырским сном.
Щетина не спал, он обдумывал план побега. Он вышел из шалаша, но сейчас же вернулся: около шалаша стоял на карауле французский солдат с ружьём на плече.
«Ведь ишь, дьявол, всё «маршует». Прихлопнул бы его, да как? Пожалуй, хуже будет: из шалаша-то убежишь, а у цепи попадёшься, ни за что пристрелят тебя», – рассуждал Щетина.
Полночь. В главной квартире императора погасили все огни; всё давно спало, только караульные мерно расхаживали каждый на своём посту. Едва пробило полночь, как солдат, стоявший у шалаша Зарницкого, ушёл спать. К русским пленным французы относились нестрого: не было особенно сильного надзора, потому что они были уверены, что уйти пленным трудно. Да и куда бы они ушли в холодное зимнее время, не зная дороги? Если бы кто и убежал из плена, он рисковал замёрзнуть, заблудиться и попасть снова в руки неприятеля.
Щетина вышел из шалаша и осмотрелся кругом. Ни души; тишина как в могиле.
«Вот когда убежать-то надо», – подумал денщик; он поспешил в шалаш и стал будить крепко спавшего ротмистра.
– Ваше благородие, а ваше благородие! Ведь ишь спит – пушкою не разбудишь.
Зарницкий не просыпался.
– Эко горе! Никак его не разбудишь. Да проснись! Говорят тебе! – с сердцем крикнул Щетина, тряся за рукав своего барина.