По личному избранию Николая I сначала законоучителем определили протоиерея Андреевского собора, доктора богословия Г. П. Павского97. Это был человек широко образованный и культурный, который, однако, позволял себе довольно свободно толковать Евангелие и православные догматы, что оставило заметный след в сознании будущего самодержца и позволило ему самому впоследствии весьма широко понимать и исповедовать православную веру.
Однако Павский своими писаниями и лекциями в Петербургском университете навлек на себя недовольство синодальных старцев — митрополита С.-Петербургского Серафима и митрополита Московского и Коломенского Филарета и впоследствии, в 1835 г., был смещен и заменен более ортодоксальным протоиереем В. Б. Бажановым98.
Помощником воспитателя Мердера в начале учебы был назначен товарищ его по 1-му кадетскому корпусу, «уроженец литовский», капитан артиллерии С. А. Юрьевич99, на которого, кроме того, возложили обучение наследника польскому языку, репетирование арифметики и устройство гимнастических игр.
В целом надо подчеркнуть, что состав преподавателей, подобранных для обучения наследника престола, отличался высокой квалификацией. Все они были единомышленниками Жуковского, сознавали высокую ответственность, возложенную на них, и всемерно стремились воспитать в будущем монархе человека просвещенного, высоконравственного, уважающего законы своей страны.
Им в значительной степени нужно отдать должное в том, что Александр II стал одним из самых образованных людей своего времени. Образование будущего властителя России при всей его широте было ориентировано на нравственную проблематику, ведущую роль в нем играли гуманитарные дисциплины.
По желанию Николая I, вместе с Александром, чтобы не лишать его сообщества товарищей, стали учиться два его сверстника — графчик Иосиф Виельгорский и Александр Паткуль100, размещенные в Зимнем дворце. По иронии Смирновой-Россет, может быть и не совсем справедливой: «Это товарищество было нужно, как шпоры для ленивой лошади»101.
Следует заметить, что воспитание наследника происходило в отеческом доме, а не вне его, как это было с сыновьями императора Павла. Молодой великий князь вырос на глазах отца и матери. Сыновья и дочери Павла I были строго разлучены между собою: императрица Александра Федоровна, напротив того, в детстве привыкшая к семейной жизни, старалась «соединить своих детей и воспитывать их в одном духе»102.
Порядок дня был установлен довольно напряженный. Дети вставали в 6 часов утра, совершали утреннюю молитву, завтракали и готовились к занятиям. Учеба в классах начиналась в 7 часов и заканчивалась в полдень, с промежутком с 9 до 10 часов для отдыха. После двухчасовой прогулки в 14 часов обедали, до 17 часов гуляли, играли или отдыхали. В 17 часов занятия возобновлялись до 19 часов, с 19 до 20 часов — гимнастика и разные игры. В 20 часов подавали ужин. После ужина время посвящали обозрению истекшего дня и написанию дневника. В 22 часа ложились спать. В воскресные и праздничные дни дети занимались лишь чтением и физическими упражнениями.
Анализ фактов, приводимых К. К. Мердером, С. С. Татищевым, Б. Б. Глинским103 и другими, показывает, что воспитание наследника шло «под двойственным влиянием довольно несогласных между собой факторов»104.
С одной стороны. Жуковский, который писал 2(14) октября 1826 г. из Дрездена матери своего воспитанника после московского парада, в котором 8-летний Александр Николаевич участвовал верхом на лошади: «Эпизод этот, государыня, совершенно излишний в прекрасной поэме, над которой мы трудимся... Эти воинственные игрушки не испортят ли в нем того, что должно быть первым его назначением? Должен ли он быть только воином, действовать единственно в сжатом горизонте генерала? Когда же будут у нас законодатели? Когда будут смотреть с уважением на истинные нужды народа, на законы, просвещение, нравственность? Государыня, простите мои восклицания, но страсть к военному ремеслу стеснит его душу он привыкнет видеть в народе только полк, в отечестве — казарму...»105
С другой стороны — император Николай, который, хотя и одобрил формально систему Жуковского и вообще относился к нему с полным доверием и расположением, в то же время сам на первый план в воспитании наследника ставил военные науки и прямо требовал, чтобы из него вышел «военный в душе» — такой, как он сам, «без чего он будет, — говорил Николай Павлович, — потерян в нашем веке»106, и наследник с ранних лет участвовал во всех смотрах и парадах.
В 7 лет Александру присваивается чин корнета, а далее еще в детском и отроческом возрасте он жалуется воинскими званиями подпоручика, поручика, штаб-ротмистра и ротмистра107.