Наиболее могущественная соперница — Великобритания, опасаясь усиления России, вынашивала планы ее военного поражения, чтобы осуществить свои собственные завоевательные цели на Ближнем Востоке.
Вояж Николая I в Лондон в 1844 г., предпринятый с целью достижения русско-английского единства в восточном вопросе, не увенчался успехом. Английские министры фактически уклонялись от переговоров с Россией по этим проблемам. Лондон все больше сближался с Парижем, и в дальнейшем в восточном вопросе эти державы выступали совместно. «Великой целью нашей политики, — подчеркивал Пальмерстон, — должно быть создание западной конфедерации свободных государств для противодействия восточной лиге деспотических правительств»4.
Париж, опираясь на быстро развивающийся в стране капитализм имел собственные притязания к Блистательной Порте, особенно в Сирии и Египте. С давних пор Франция выступала соперником России и в Константинополе. «Франция — единственная страна, — писал канцлер К. В. Нессельроде, — которая продолжает как в Европе, так и на Востоке заявлять о той угрозе, которая существует со стороны России в Османской империи»5.
В середине XIX в. у Парижа появились новые основания противодействовать внешней политике Николая I. Совершив государственный переворот, Луи-Наполеон — сын падчерицы Наполеона I Гортензии Богарне и его брата Луи — провозгласил себя наследственным императором6. Для оправдания и укрепления своей власти этому политическому авантюристу, фарисейски заявлявшему: «Империя — это мир», необходимы были военные победы, напоминавшие лавры Первой империи7. В воображении нового Наполеона уже складывалась программа завоевательных походов, которые покончат с системой «Священного союза»8, ликвидируют ненавистные договоры 1815 г. и обеспечат Франции гегемонию на европейском континенте.
Колебания, проявленные Николаем I в вопросе о признании Второй империи9, и его презрение к новому императору-выскочке обостряли враждебные отношения между Россией и Францией. Известно, что Николай I условился с австрийским императором и прусским королем признать государственный переворот, в результате которого Наполеон III стал императором Франции, но в то же время титуловать Наполеона не братом, а «добрым другом». Можно представить негодование Николая I, когда выяснилось, что его соседи не соблюли условия и что из всех монархов Европы он один называл Наполеона так, как принято именовать президента Соединенных Штатов.
Неприязненную позицию по отношению к восточным притязаниям Николая I вынуждена была занять также Австрия. Основательно расшатанная революцией 1848—1849 гг., обязанная своим спасением Николаю I, монархия Габсбургов не могла примириться с переходом Балканского полуострова под хозяйственное и политическое руководство России. Подобный исход не только нанес бы удар развивающемуся австрийскому капитализму, но и усилил бы национальное движение западного, австрийского славянства.
Лицемерная покорность Николаю I, которую обнаружил новый император Франц-Иосиф, так же как общность консервативных целей, которая связывала обоих монархов, не могли уничтожить глубокого антагонизма между Россией и Австрией в восточном вопросе. Не случайно австрийский министр Шварценберг10 заявлял, что Австрия «еще удивит мир своей неблагодарностью».
В то же время Петербург с момента подавления венгерской революции ошибочно считал Австрию своим надежным союзником как в Европе, так и на Востоке. «Наградой за нашу дальновидную политику, — писал Нессельроде в 1850 г., — является прочный и тесный союз с Австрией»11.
Король Пруссии Фридрих-Вильгельм IV12 оставался преданным другом своего «старшего брата» Николая I, но широкие круги немецкой буржуазии не могли простить властителю России его упорного противодействия воссоединению Германии. Берлин еще не был заинтересован в восточном вопросе и предпочитал уклоняться от европейских споров вокруг Константинополя. В обострявшейся борьбе между Англией и Россией Прусская монархия не могла играть роль надежного и активного союзника Николая I.
В эти же годы перед российским императором стоял непобедимый противник — растущая сила европейской демократии. Как уверял сам Николай I, задача его жизни заключалась в том, чтобы сражаться с «адскими принципами революции»13.
После 1849 г. радикальные слои мелкой буржуазии видели в самодержавии — «международного жандарма» — главное препятствие на пути политического прогресса.