Вплоть до отъезда Орлова из Парижа Наполеон III использовал каждую возможность, чтобы сгладить неблагоприятное впечатление от участия Франции в конвенции 15 апреля. Однажды он прибегнул даже к помощи императрицы Евгении. По окончании одного из официальных обедов в Тюильри, где присутствовал Орлов, императрица отвела его в сторону и сказала, что император, ее супруг, чрезвычайно огорчен тем, что может быть заподозрен в неискренности в связи с подписанием апрельской конвенции. Присоединившийся к императрице и Орлову граф Валевский поспешил доверительно сообщить Алексею Федоровичу, что на секретных переговорах Кларендон и Буоль настаивали на четком определении всех casus belli в защите Турции. Однако Наполеон уполномочил его, Валевского, решительно отклонить эти требования, согласившись лишь на общее обязательство трех держав, предоставив каждой самостоятельно и на свой риск определять, имеется ли casus belli, или нет[84]. Вежливо выслушав императрицу и графа Валевского, Орлов оставил их признания без комментариев.
12 мая император Наполеон дал прощальную аудиенцию графу Орлову. Выслушав слова благодарности за то постоянное дружеское содействие, которое Орлов ощущал со стороны императора и его министра-председателя конгресса, в отстаивании законных интересов России, Наполеон выразил надежду на успешное развитие взаимопонимания и сотрудничества Франции и России, обозначившееся в ходе работы мирного конгресса. Он добавил, что надеется на полное согласие с императором Александром. «Таково чувство моего сердца», – сказал по завершении аудиенции Наполеон.
Передавая в депеше содержание своей прощальной встречи с императором французов, граф Орлов отметил, что Наполеон показался ему вполне искренним в желании развивать отношения с Россией. «Все это было бы очень хорошо, если бы было искренне», – написал на полях депеши Александр II, продолжавший, видимо, испытывать сомнения на этот счет[85].
Эти сомнения подогревались одной, крайне болезненной для русского самодержца темой – Польшей. Его настораживала та настойчивость, пусть даже вежливая и осторожная, с которой Наполеон III время от времени поднимал польскую проблему. С этого он начал свое личное знакомство с графом Орловым, о чем уже говорилось. Когда мирный конгресс подходил к концу, Наполеон, в очередной раз принимая у себя Орлова, в беседе за чашкой кофе высказал ему пожелание обсудить на одном из последних заседаний вопрос о Польше, оговорив, что речь может идти исключительно о гуманитарном (о «милосердии и великодушии»), а не о политическом аспекте этой проблемы.
Орлов недвусмысленно дал понять императору, что подобное обсуждение совершено неприемлемо для достоинства его государя[86]. В результате польский вопрос не был даже упомянут в документах конгресса. «Я вполне доволен тем, – писал Орлов, – что мне не пришлось слышать имя Польши произнесенным на заседаниях в присутствии представителей великих держав Европы»[87].
Наполеон вновь вернулся к польской теме на прощальной аудиенции, данной Орлову, но на этот раз император был предельно корректен. «Он говорил со мной о Польше, – сообщал Орлов в секретной депеше об этой встрече, – но в смысле, совершенно согласном с намерениями нашего августейшего государя»[88].
Алексей Федорович Орлов покинул Париж и отправился в Петербург, где его встретят как героя, спасшего Россию от унижения. Он будет осыпан монаршими милостями, возведен в княжеское достоинство и назначен председателем Государственного Совета. Второй российский уполномоченный, барон Филипп Иванович Бруннов на некоторое время останется в Париже в роли чрезвычайного посланника. Он будет дожидаться там назначения нового посла.
Князь Горчаков и его «французский проект»
К моменту возвращения Орлова в Петербург в руководстве российской дипломатии произошли важные перемены, отражавшие смену внешнеполитических приоритетов нового царствования. 27(15) апреля 1856 г. 76-летний Нессельроде получил отставку с поста министра иностранных дел, сохранив за собой звание государственного канцлера. В тот же день последовал высочайший указ о назначении новым министром князя А.М. Горчакова, занимавшего в то время должность российского посла в Вене.
Парижский конгресс стал последней страницей в продолжительной карьере графа Карла Васильевича, одного из творцов Священного союза, «приказавшего долго жить» в результате Крымской войны. Уходя из российской и европейской политики, граф Нессельроде оставил нечто вроде завещания, в котором кратко изложил свои мысли и взгляды на новое международное положение России. Этот документ («Записка») составлен Нессельроде накануне открытия Парижского конгресса. Он датирован 11 февраля (ст. ст.) 1856 г., а впервые опубликован в лишь 1872 г.[89]
86
См. депешу Орлова от 19 апреля 1856 г. // АВПРИ. Ф. 133. Оп. 469. 1856 г. Д. 148. Л. 257–259. ’
89
Записка канцлера графа К.В. Нессельрода о политических соотношениях России // Русский архив. 1872. № 2. С. 338–344.