Еще никто не успел среагировать на происходящее, как раздался второй хлопок. Намного более громкий, чем первый.
Но свиста пули никто не услышал: двуствольный пистолет взорвался в руках злоумышленника и оторвал у стрелявшего пальцы.
Люди, окружавшие экипаж, пришли в себя и кинулись на стрелка. Преступника от разъяренной толпы спас жандармский полковник. Он схватил стрелка и, ограждая от желавших расправиться с террористом, кричал, что судьбу злоумышленника должно решать правосудие. Тем не менее толпа успела порвать одежду стрелявшего.
Из ближайшей к месту события кареты высадили двух дам и затолкали туда задержанного.
Как выяснилось позднее, преступником оказался двадцатилетний поляк Антон Березовский, который уже два года жил в Париже. На суде покушавшийся сознался, что пытался совершить преступление еще в день приезда российского императора, а потом во время народного спектакля в Опере. Он настаивал на том, что не имел сообщников. Тем не менее следствие выяснило, что, когда экипаж императоров подъезжал к месту, где былр совершено преступление, восемь или десять стоявших там человек кричали: «Да здравствует Польша!» («Vive la Pologne!»). Суд присяжных приговорил Березовского к пожизненной каторге, на которой он провел почти двадцать лет. Лишь в 1906 году Березовского помиловал президент Клемансо, но когда преступнику сообщили об освобождении, он сам отказался оставить место заключения.
Наполеон III, удостоверившись, что ни Александр II, ни кто-либо из великих князей не пострадал, сказал: «Государь, мы с Вами вместе были в огне». Александр II согласился с ним.
Вечером цесаревич Александр Александрович написал в своем дневнике: «Чуяло мое сердце что-то недоброе в Париже, и вот сбылось! Боже милосердный, помоги рабам Твоим. Господи, не оставь нас и помилуй нас! Да будет воля Твоя!»
Он стремился как можно скорее уехать из Парижа и отправиться во Фреденсборг, где его ждала Минни. Но официальные мероприятия продолжались. И все российские гости, по верному замечанию Наполеона III, оставались «в огне».
Из «Полного послужного списка наследника цесаревича Александра Александровича»:
«1867 год
— Из Парижа отправился в Любек 30 мая/11 июня.
— Куда прибыл 31 мая/12 июня.
— Возвратился в Фреденсборг (близ Копенгагена) 1/13 июня.
— В день празднования 25-летия бракосочетания Их Величеств Короля и Королевы Датских принял звание члена Королевско-Датского общества стрелков — 8/20 июня.
— С Высочайшего Государя Императора соизволения принял звание почетного члена Общества попечения о раненых и больных воинах — 26 июня».
Минни встречала его на пристани. Он заметил ее издали, когда корабль бросил якорь в бухте Копенгагена.
Всю дорогу в экипаже до Фреденсборга говорили и говорили. В первую очередь он, конечно, поинтересовался ее здоровьем. Она сказала, что чувствует себя беременной.
И все остальные темы — его пребывание в Париже, ее — в родной Дании, — отошли на второй план. Радость от возможности появления новой жизни переполняла обоих супругов.
22 июня вместе с королем Александр и Мария отправились в Бернсдорф. Затем присутствовали при освящении моста «Христиан IX». Мост был перекинут с острова Фальстера через Гульборгский пролив на остров Лаланд.
А по возвращении из поездки вдруг стало понятно, что радость супругов, ожидавших ребенка, была преждевременна.
Александр написал матери: «Доктор Плум говорил все время, что это не беременность, но мы все были уверены, что Минни беременна. Теперь Минни в отчаянии… Она была счастлива быть матерью, но видно, мы ошиблись. Дай Бог, через несколько времени Минни правда будет беременна. Мы все в отчаянии, что так ошиблись».
Первоначально, после торжеств по случаю открытия моста, Александр и Мария планировали вернуться в Петербург. Но теперь решили остаться. Правда, для этого Александру нужно было испросить разрешение отца. Император такое разрешение дал.
Александр и Мария проводили вместе целые дни. Цесаревич, который был обязан посещать всевозможные государственные и светские мероприятия дома, в России, здесь был освобожден от этих хлопот и суеты. В силу совершенно объективной причины — нахождения вдали от российской столицы. Никто не надоедал докладами, не торопил с бумагами. Здесь можно было просто отдыхать и радоваться. Они пользовались этой возможностью.
Александр признавался матери, императрице Марии Александровне: «Милая Ма, пишу тебе снова из милейшего Фреденсборга, где я себя чувствую так хорошо и так счастливо, что и написать не могу».