«Воображаю, как доволен Государь, что у него вдруг два внука… Это видно по числу производств при рождении и крестинах. Дай Бог, чтобы новорожденный рос, был здоров и веселил сердце деда, родителей и все русские сердца не только здоровьем, но еще более достоинствами, свойственными будущему повелителю шестой части света.
Дай Бог! — Все русские помолятся об этом. — А я думаю, как вся Западная Европа бесится на это! Им бы хотелось, чтобы у нас и дети не родились…»
По воспоминаниям фрейлины Марии Фредерикс, «чертами лица малютка отчасти напоминал прадеда своего Императора Павла и второго сына его, Цесаревича Константина Павловича, что очень нравилось Императору Николаю I, благоговейно чтившему память отца и брата».
Слова «крестный отец» или «крестная мать» имели в России особое значение и никогда не были пустыми звуками.
Крещение ребенка являлось важной частью не только религиозной обрядности, но и повседневной жизни.
Процедура крещения великих князей и княжон была одной из придворных церемоний. Здесь все и вся было четко отработано, раз и навсегда определено ритуалом.
Крещение обставлялось со всей возможной традиционной пышностью. Ребенка укладывали на подушку из золотой парчи и укрывали тяжелой золотой императорской мантией, подбитой горностаем. При этом крестильные рубашки — розовые для девочек и синие для мальчиков — бережно сохранялись.
Крестили через две недели после рождения.
Так было и с Александром. Крестили новорожденного великого князя, будущего Александра III, 13 марта 1845 года в Большой церкви Зимнего дворца.
Таинство крещения начиналось с торжественного шествия в храм по дворцовым залам. По традиции мать ребенка не присутствовала на крещении, но получала подарки по случаю этого важнейшего события. Но зато в таинстве крещения участвовали старшие братья и сестры новорожденного. Так дети приобретали важный опыт участия в торжественных дворцовых церемониях.
Во время таинства крещения младенца на руках несла статс-дама, которую страховали «ассистенты».
В этот раз младенца несла на подушке статс-дама Мария Дмитриевна Нессельроде. Дело в том, что гофмейстерина цесаревны, первая придворная дама, которой по статусу и полагалось нести новорожденного, княгиня Екатерина Васильевна Салтыкова была больна.
Согласно требованиям церемониала на Марии Дмитриевне было «русское» придворное платье. На голове кокошник с нашитыми на него бриллиантами, перекрытый фатой.
По сторонам Марии Дмитриевны Нессельроде шли, поддерживая подушку и покрывало, два знатнейших сановника империи: генерал-фельдмаршал светлейший князь Варшавский Иван Федорович Паскевич-Эриванский и статс-секретарь граф Карл Васильевич Нессельроде. Сразу после крестин, в этот же день, Карл Васильевич был возведен в звание государственного канцлера.
Важной частью обряда крещения было возложение на младенца «статусных» орденов. Происходило это так: в конце церковной службы императору на золотом блюде подносили орден Святого Андрея Первозванного, который он возлагал на новорожденного.
Кроме этого ордена младенец «награждался» орденами Святого Александра Невского, Белого орла, а также высшей степенью орденов Святой Анны и Станислава и зачислялся в один из лейб-гвардейских полков. Девочки при крещении получали знаки ордена Святой Екатерины.
Во время таинства крещения певчие пели очень тихо, чтобы не испугать младенца.
Присутствовали на крещении на случай различных «детских неожиданностей» те, кто обеспечивал постоянный уход за младенцем: кормилица крестьянка села Пулково Царскосельского уезда Екатерина Лужникова, акушерка Анна Чайковская, доктор Василий Богданович Шольц. Но находились они за ширмами. По случаю торжеств они были нарядно одеты. Например, акушерка была в дорогом шелковом платье и кружевном чепце, украшенная бриллиантовым фермуаром и серьгами.
Завершился обряд крещения вечерним торжественным обедом.
Но еще до обеда младенец был сдан на руки нянек. Согласно принятой в императорской семье традиции няньки были англичанками. Первые два года за маленьким Александром ходила Екатерина Страттон. Ее сменила Томасина Ишервуд, которая была с ним до семилетнего возраста.
Ишервуд, по свидетельству современников, особенной воспитанностью и изысканностью манер не отличалась. Фрейлина Анна Тютчева, дочь поэта Федора Ивановича Тютчева, характеризовала ее так: «Ишервуд, рыжая и вульгарная до последней степени англичанка, которая обращается с ребенком с грубостью и фамильярностью дурного тона, которая не может не иметь вредного влияния на его развитие». «Мне кажется, — замечала по этому поводу Тютчева, — что следует как можно раньше окружать государей атмосферой учтивости и хорошего тона и внушать этим способом уважение к себе и к другим, чтобы впоследствии иметь право требовать того же к себе от них…»