Керенский писал, что порою ложь и клевета бывают несокрушимыми. «Даже сегодня иностранцы не без легкого смущения иногда задают мне вопрос: „Правда ли, что я покидал Зимний дворец в одеянии медсестры?“ Можно простить иностранцев, поверивших столь гнусному утверждению. Но ведь эта чудовищная ложь до сих пор предлагается массовому читателю в Советском Союзе. В большинстве учебников истории вновь и вновь предлагается чушь о том, будто я спасался бегством, напялив на себя дамскую юбку. И все это делается ради того, чтобы дурачить людей в России и других странах, представляя меня этаким трусливым шутом».
Что и как было на самом деле, рассказ впереди. Теперь же упомянем о том, как в самое роковое для себя время Ленин убегал от Керенского, в рабочем кабинете которого на столе лежали неопровержимые документы о переводе Лениным из Германии в Россию денег, предназначенных на расшатывание страны с помощью революции. Позднее мы подробно остановимся на том, почему Керенский не издал приказ о немедленном аресте предателя и как дошло до Ленина известие о грозящем ему аресте. Узнав об этой угрозе, Ленин немедленно испарился из Петрограда, используя для укрытия от властей приемы театрализации вплоть до цирковой буффонады.
Об этом подробно рассказывает финн Эйно Рахья в «Новом мире» за 1934 год – в статье, посвященной десятилетию со дня смерти вождя. Эйно Рахья, в 1917 году помощник финской красной милиции, действовавшей в районе Финляндского вокзала, состоял в охране вождя большевиков. Во время июльских дней в Петрограде состоялась демонстрация. К балкону, на котором стояли Ленин и Рахья, вспоминает финн, подошли матросы, солдаты, рабочие. Над ними развевалось множество знамен, красных флагов было мало. Владимир Ильич говорит: «Нельзя начинать драться, буржуазия нас разобьет». Вскоре мы узнали, что Ильич был прав, продолжает воспоминания Рахья, в начавшейся перестрелке верные Керенскому войска победили слабо организованных большевиков. Временное правительство стало охотиться за Владимиром Ильичом, который был вынужден скрыться. Финскую милицию Керенский тоже приказал разогнать, придравшись якобы к тому, что она несвоевременно выпустила из тюрьмы «Кресты», по словам Э. Рахья, «всякую монархическую нечисть – генералов и жандармов».
Ленин и Зиновьев скрывались в поселке Разливы в доме Емельяновых, на чердаке, а потом перебрались на озеро, расположенное вблизи поселка, и жили в декоративном стогу сена. Внешне он ничем не отличался от других стогов, но внутри был пустой. Вскоре началась осень, дождливая и ветреная, и оставаться в промокшем, продуваемом ветром убежище Ленину было невозможно. Поэтому и решили переправить его в Финляндию. По дороге сбились с пути, попали в горящий лес, подошли к Черной речке. Решили ее перейти. «Со смешком раздевается и Владимир Ильич, – замечает Рахья, – вода была холодная, доходила до груди. Ленин смеяться перестал». Затем Э. Рахью послали на разведку. По всем приметам это была станция Дибуны. «Кажется, перед нами Дибуны», – сказал Рахья Ленину. «Как так – кажется?! – обрушился на него Ленин. – Почему – кажется? Почему не точно?!» – «Темно было». – «Все равно никогда не должно казаться!» – заключил Ленин. Станция была забита юнкерами и гимназистами. Тогда Э. Рахья с Емельяновым пошли на разведку, а Ленин и Зиновьев залегли в канаву. Там они и пролежали часа два, пока не подошел поезд.
Э. Рахья вспоминает: «Я потихоньку кричу Владимиру Ильичу: „Скорее… прыгайте в вагон!“ И вот они в поезде. Билетов у них, конечно, нет… Но кондуктор оказался знакомым. „Знаешь, – говорит мне он, – Ленин-то сукин сын. Два с половиной миллиона взял и продал нас“. У меня даже сердце захолонуло. Смотрю, Владимир Ильич втянул плечи, уперся локтями в колени и закрыл лицо ладонями». Ленина, согласно плану, машинист Ялава забирал на станции Удельная. «Ленин переоделся рабочим, и мы вместе с ним пошли на станцию… Уговорились, что машинист пройдет электрический фонарь и остановится в тени, – вспоминает Рахья. – Ленин дождался этого момента и вспрыгнул на паровоз, довезший его до станции Терриоки… В деревне Ялкола у моего тестя была сделана к дому пристройка для кур. Ленин изъявил желание жить в ней… Когда у него было свободное от писания время, он ходил с местными ребятами за ягодами, даже купался. Ребят удивило, что Ильич никогда не снимал кепку. Не раз спрашивали его об этом. Владимир Ильич отговаривался головной болью. Точно так же ребят удивляла и борода Ильича, которая у него была то длиннее, то короче, в зависимости от того, как удавалось загримироваться».