— Что!? — Алексей Петрович не выдержал и также взревел, не выдержав провокации, оную ему устроил великий князь.
— То! Меня бессовестно обманули! — Великий князь изо всех сил ударил кулаком по столу, так, что чуть не отбил себе руку, но получилось эффектно. — Я хочу видеть генерала Ермолова! Кто мне подсунул этого трусливого старика? — От таких слов Алексей Петрович, задыхаясь от ярости, с придыханием заорал:
— Щенок! Что ты себе позволяешь!? — На крики вбежал Левшин, но войдя в комнату, поймал на себе два разъяренных взгляда, привлеченных новым шумом, от оных ему стало совершенно страшно, и поспешно ретировавшись, остался под дверью подслушивать разговор, не привлекая более их внимание.
— Сядь! — Александр продолжал рычать на Ермолова. — Сядь и подумай о том, что ты творишь. Боевой генерал. Герой Бородинского сражения. Гроза Кавказа. А в старости стал трусом. — Проговорил великий князь с легким пренебрежением. — Тебе же немного осталось. Как ты в глаза Александру Васильевичу там, — Саша поднял руку и указал пальцем наверх, — смотреть станешь? Что скажешь? Оправдываться начнешь о том что, дескать, в старости перед чиновничеством совсем сконфузился. Как оставил помыслы о делах благих, лелея жалость к себе любимому? — Ермолов, насупившись и пыхтя, плюхнулся обратно в кресло. Его рассеянный взгляд блуждал по полу. Александр повернулся к нему спиной и, отойдя к небольшому окну, молчал, рассматривая мутные разводы, оставшиеся после многих дождей на стекле. Через несколько минут молчания он развернулся, взял небольшой табурет, поставил его перед стариком и сев продолжил. — Ты знаешь о том, что Восточную войну мы проиграли по всем статьям. Понимаешь в чем причина? — Ермолов молча поднял тяжелый взгляд и уставился прямо в глаза Александра. — Молчишь? А ведь ты все понимаешь. Солдаты, кои даже стрелять толком не умеют, офицеры, которые только числятся в армии и прожигают свою жизнь по балам, пивным да игорным заведениям. И это если не вдаваться в пошлые подробности. — Саша стал вышагивать по кабинету, стараясь произносить свои слова медленно, четко и ясно выговаривая, в такт шагам. — Все прогнило к чертовой матери, а ты от дела бегаешь и ломаешься как какая-то девка на выданье. Ты думаешь, это было легко — получить возможность для постройки новейшей военной учебной базы, где наших воинов смогут научить чему-то дельному, и полезному кроме маршировок, танцулек да попоек? Полосы препятствий, новые учебные корпуса с залами для практических занятий, атлетические снаряды для укрепления тела, стрелковый полигон для изучения нового оружия и много чего прочего для пущего развития армии нового строя. Ты что, хочешь подвести свое Отечество, в котором лишь единицы способны в нынешнюю тяжелую минуту встать на его защиту не для корысти личной, а ради дела общего? И ты среди них. Ну! Что молчишь? — Александр повернулся на каблуках и вновь посмотрел пыхтящему Ермолову в глаза, и тот, немного помолчав, с тяжелым вздохом ответил:
— Но я действительно очень слаб и боюсь, что умру со дня на день. Как мне такому сражаться?
— Да пусть у тебя даже ног с руками не было, то зубами надлежало бы вгрызаться. Поймите, Алексей Петрович, этот затяжной бой будет у вас последним. И только от вас зависит то, как вы его примете. Тихо помирая на диване, или сражаясь с врагами Отечество до последнего вздоха. Вы нужны мне. Нет, не мне. России. Если вы хотите, чтобы наша Родина выжила, чтобы не слегла под ударами врага, вы должны собраться с силами и вступить в этот бой. Примите должность и начинайте действовать, зная о том, что отступать более некуда.
— Враги… да неужто кругом одни враги?
— У России, Алексей Петрович во все времена было только два верных друга и союзника — ее армия и ее флот. Все остальные же только и алчут, что-либо выгодное от нее получить или как-либо ее попользовать ради своих интересов. После разгрома в Восточной войне наше Отечество стоит на пороге полнейшего развала и опустошения. Война закончилась, но то было всего лишь малой битвой. Вся наша Родина в огне огромного пожара иной войны, которая идет не пулей да штыком, а в гражданских делах. Мы терпим сокрушительные поражения на всех театрах боевых действий — от простой сельской семьи, которая с каждым годом нищает и голодает все больше, до заводов и фабрик, которые складываются под давлением врага как карточные домики. Транспортные коммуникации совершенно не развиты. Армия не обучена и не вооружена, а если и вооружена, то чем попало, и к тому даже огневого припаса нет вдоволь. Алексей Петрович, у нас сейчас разруха страшнее, чем видел Петр Алексеевич, всходя на престол. — Ермолов хмыкнул и уже с легкой усмешкой спросил:
— Лихо ты говоришь не то что для ребенка, но и для взрослого. И как далеко ты готов пойти? Дело-то не шуточное. Вон меня как потрепали твои друзья царедворцы. Мыслю, и тебя не пожалеют. — Александр не спеша прошелся по комнате, подошел к стене, где висело восточное оружие, щелкнул ногтем по клинку одной из сабель, обернулся:
— Вопрос не в том, дорогой Алексей Петрович, как далеко я пойду, а в том, насколько крепка моя вера и любовь к Отечеству, чтобы пойти так далеко, сколь будет нужно. — Спокойный, твердый и жесткий взгляд подростка встретился с таким же взглядом Ермолова. В наступившей тишине они минут пять молча смотрели друг другу в глаза, от чего Александр чуть сознания не потерял, но удержался. После несколько затянувшейся пауза Алексей Петрович встал, подошел уже куда более твердой, нежели раньше, походкой к великому князю и сказал:
— Ну что ж, тогда я иду с тобой. До самого конца. — После чего протянул великому князю руку. м- Делай, что должен и будь, что будет. — Подтвердил его слова Александр, и они крепко, до хруста его молодых костей, пожали руки, но Саша даже не поморщился, хоть ему и было нестерпимо больно от такого стального рукопожатия. Левшин же, что стоял за дверью, был совершенно ошарашен услышанным разговором. Он, конечно, кивал, слушая митрополита о том, что Саша не совсем обычный мальчик, и скорее всего на нем лежит божественное благословение, но такого он совсем не ожидал. Ведь этот двенадцатилетний подросток буквально раздавил своим напором старого боевого генерала, подавив и подчинив себе. Да и говорил такие слова, причем таким голосом, что мурашки по коже от подобного бегали у самого Алексея Ираклиевича.
Первым из кабинета вышел Ермолов, посмотрел на сидящего возле двери Левшина, молча взял у того из рук предписание и выдвинулся во двор, на свежий воздух. За ним, пошатываясь, появился Александр, растирая сильно помятую руку. Он как мешок рухнул рядом с Алексеем Ираклиевичем на лавку, откинулся спиной к стенке, закрыл глаза и спросил:
— Как вам разговор? Ну же, не притворяйтесь, я знаю, что вы подслушивали.
— Знаете, ваше императорское высочество, я все больше убеждаюсь в том, что не зря жители туманного Альбиона так вами интересуются. Не боитесь?
— Чего?
— Сегодня вы смогли уговорить Ермолова вступить в наши дела. Зная его характер можно уверенно сказать, что этот старик сможет многое сделать. Вы растормошили его молодость, его обиды. Кто следующий?
— Не знаю. Можете кого-то порекомендовать?
— Александр. — Левшин развернулся. — Будьте аккуратнее. Если подобные слова дойдут до определенных ушей, вы сможете скоропостижно тяжело заболеть или скончаться. Да, вы не по годам умны, но не забывайте о собственной безопасности.
— Думаете, кто-то поднимет руку на великого князя?
— Не думаю, а знаю. Объявят сумасшедшим и под домашний арест посадят до самой старости, а то и в монастырь. Помыслы у вас хорошие, но помнить надо, что не у всех такие. Постарайтесь остерегаться непроверенных людей
— Неужели так все плохо?
— Вы даже не можете себе представить. Что же касается рекомендаций, то по возвращению в Николаевский дворец, я предложу вам одну книгу. Ее автор еще жив, хоть и не молод, и если вас заинтересуют его мысли, то я приложу все усилия для его перевода в корпус.
— А кто это? Где он сейчас служит?
— Сначала прочтите книгу и обдумайте его предложения. Далеко не все его воспринимают всерьез, но, похоже на то, что вас он должен заинтересовать. А теперь пойдемте. — Левшин встал. — Нам надобно проводить Алексея Петровича в Николаевский дворец и ознакомить с обстоятельствами нашего предприятия более серьезно и детально.