За пару дней до Рождества прибыл Алексей Михайлович Жемчугов, а вместе с ним и целый ворох корреспонденции. Тут были и письма от родственников, от невесты, от ряда других господ, заинтересовавшихся последнее время общением с молодым Александром. Помимо этого салон Солдатенкова пришел в полную непригодность из-за праздников, а кадеты, в основной своей массе, отбыли к родителям на праздники. Иными словами наступила глухая зимняя пора, когда грели лишь беседы с умными сподвижниками, которыми потихоньку великий князь обрастал. Торжественные службы в церкви и праздничные гуляния великого князя не вдохновляли, так как были чужды ему, а потому он тоскливо ждал, когда все снова зашевелится и заработает, отойдя от рождественского запала.
Пятнадцатого января нового 1858 года с ревизией прибыл великий князь Николай Николаевич, брат императора. Весь кадетский корпус его встречал построением на Николаевском вокзале. Зимняя парадная форма темно-лазурного цвета смотрелась на фоне заснеженного двора очень нарядно, выигрышно контрастируя с белым снегом и черными силуэтами зданий. Так что первое впечатление произвести удалось. Поэтому поехали смотреть классы. В прошлом году Николай Николаевич уже был со смотром, но перед ним тогда было лишь пустое поле. Теперь же он въехал в военно-учебную часть с нормальным контрольно-пропускным пунктом и прочими атрибутами здорового положения дел. Осматривалось все — от туалетов в жилых корпусах, до землянок, где складировали реагенты лабораторий. И хотя гальваническая была практически пустой, ибо не было найдено для нее нормального руководителя, то в химической лаборатории было самое лучшее оснащение в Российской империи. И это впечатляло. Заинтересовавшись ее работой, Николай Николаевич изучил и регламент, и особенности работы, и даже введенную штатно униформу, удовлетворяясь порядком дел и дисциплиной. Дальше настало дело самого вкусного — он пришел на стрелковый полигон, где уже шли интенсивные упражнения по стрельбе из карабинов Шарпса. Впрочем, это было последнее место в запланированной ревизии, а потому, настрелявшись из отменного оружия, он решил закруглиться и перейти к торжественной части ревизии, то есть к банкету и балу в Николаевском дворце по случаю его приезда в Москву.
Снова бал и снова Александр не знал, куда себя деть. Хитросплетение красивых платьев, лукавых улыбок, стянутых корсетами талий и налитых грудей, все это буквально выводило великого князя из себя, вызывая острое желание секса. Его физическому телу было неполные тринадцать лет, выглядело оно куда старше, да и с гормонами все было нормально, поэтому сексуальное желание было зашкаливающее, особенно в пучине подобных провокаций. Помимо прочего, Александр был крепкого и статного вида, и молодые дамы буквально вились вокруг, оказывая ему знаки внимания и делая прозрачные намеки, вынуждая быть вежливым. Было всего только одиннадцать часов, как он не выдержал и ушел на балкон, отдышаться и остыть. Эти агрессивно сексуальные смотрины друг на друга казались ему издевательством, насмешкой в духе старой шутки по локоть. Пойди он на поводу у одной из этих девиц, окажи он ей просто чуть больше внимания, чем положено по этикету и с него не слезут. Пока же он старался прикидываться безразличным к женскому обществу, дабы хоть как-то держаться. Впрочем, на длинном балконе он был не один. На морозный воздух вышел остывать еще один человек, доведенный этим баллом до дикого раздражения. Это была Наталья Александровна Пушкина, которая прибыла на праздничный вечер с мужем, но тот довел ее до крайней степени кипения своим поведением.
Буквально ворвавшегося на балкон Александра было сложно не заметить, но дама выдержала паузу, давая великому князю отдышаться. Впрочем, спустя минуту он и сам ее заметил, а потому, она, сделав шаг из тени, вежливо улыбнулась:
— Что, ваше императорское высочество, вас тоже утомил этот балл?
— Да. Какая-то вакханалия. Голова уже кругом идет.
— В самом деле? — Она сделала небольшой глоток из бокала с шампанским.
— Да. Мне в какие-то моменты даже кажется, что целая плеяда дам на нашем балу считает своим долгом продемонстрировать мне свои прелести самым нечаянным образом. Бывает наклонится какая-нибудь особа, да так, что ее грудь буквально волшебством каким-то удерживается от того, чтобы вывалиться из платья. Они что, не думая такие вещи вытворяют?
— О, вы просто не успели оценить их рвение. Вы только намекните, они и ни такие поклоны отвесят, обнажив куда более любопытные места.
— Да, высший свет у нас, мягко говоря, не тяжелого поведения.
— Как, как? — Наталья Александровна сдавлено хихикнула.
— Есть дамы легкого поведения, в обиходе именуемые блудницами. Но говорить так нехорошо, ибо просто и обыденно. Нужно что-нибудь более шутливое для оценки их стараний. Получается игра слов. Если у дамы поведение легкое, значит оно не тяжелое. Заодно подобный эпитет и для мужчин подходит.
— Прелестно.
— А что вы делаете на морозном воздухе?
— Вы не поверите, но я здесь по той же самой причине, что и вы.
— В самом деле?
— Да, только эти дамы, у вас, как вы говорите, не тяжелого поведения, увлеченно флиртовали с вами, без вашего согласия, а у меня — с моим мужем. И заметьте, он был совсем непротив подобных игр. Даже не смотря на то, что рядом стояла я. Совершенно бесстыжая натура! Более того, я практически уверена в том, что мы покинем этот бал не вместе.
— Вы думаете, он вам изменит сегодня?
— Не знаю, мне уже все равно. Он редко упускает возможности мне досадить.
— Отчего же?
— Я не могу этого понять. Ему нравится моя красота и, вместе с тем, она вызывает в нем ярость, бешенство, обиду. Ума не приложу, в чем причина подобной противоречивости.
— Как в чем? Я слышал, что его отец вел не очень приятные дела против вашего, за что, в итоге, был осуждаем общественностью.
— И что с того?
— О, мадам, вы зря такой деталью пренебрегаете. Над ним же постоянно шутят на службе, что, дескать, не получилось отцу прославиться арестами, так сын теперь прославится в любви к тому же роду. Это же известная шутка, которая доходила даже до моих ушей, хотя я не любитель светских сарказмов.
— Ваше императорское высочество, а сколько вам лет? Простите меня за мою невежливость, но девичья память и шампанское совершенно беспощадны.
— А сколько вы дадите?
— Не знаю. На вид вам лет восемнадцать, но я слышала, что вы весьма юны. Однако говорите вы совсем не как мальчик.
— Вы правы, возраст, это моя беда. Можете считать, что я родился взрослым.
— Интересно, — Наталья Александровна допила шампанское из бокала, поставила его на парапет балкона и, подойдя буквально вплотную к великому князю, взяла его за талию, заглянула в глаза и томным голосом спросила. — Александр, а у вас уже были женщины?
— Наталья Александровна! — С притворным возмущением сказал Александр, взял ее левой рукой за талию, прижал к себе, а правой опустился ниже, на упругую попу.
— Александр Александрович! — С таким же наигранным возмущением сказала Наталья Александровна и лукаво улыбнулась.
— Не провоцируйте меня, ваша красота и мой огонь могут начудить. Пойдемте в зал и устроим какую-нибудь затею, а то эти постные лица с многозначительными взглядами меня уже немного раздражают.
— Как вам будет угодно, — с томным придыханием сказала Наталья Александровна и потянулась его поцеловать, но слегка хмурый взгляд Александра ее остановил. Она, чуть приоткрыв чувственно рот, посмотрела ему прямо в глаза и, выждав минуту, потянулась снова, в этот раз, уже не встречая сопротивления. После недолго, но довольно чувственного поцелуя она чуть отстранилась, довольно улыбаясь, и сказала: — Вы правы, ваше императорское высочество, будем сегодня благоразумны. Тем более что в зале так много свидетелей.