Тогда будущий глава государства был уверен, что колхозно-совхозный строй на селе есть крепостническая, феодальная система. «Ведь крестьянин сегодня порабощен не просто экономически. Командно-административная система управления сельским хозяйством заставляет его даже думать так, как хочет руководитель». Люди на селе «до сих пор боятся высказать свою точку зрения, опасаясь репрессий со стороны, как они нас называют, «удельных князей и феодалов». Это страшно ненормальная система». Главное средство ее изменения, считал тогда Лукашенко, — смена форм собственности, введение частной собственности на землю. Он не раз хвастался, что первые фермерские хозяйства в СССР были созданы им.
Но, возможно, его взгляды за это время кардинально поменялись? Такое нередко случается с людьми. Однако некоторые его мимолетные высказывания уже в статусе президента не оставляют сомнений в том, что он по-прежнему считает рыночную экономику, основанную на частной собственности и частном интересе, более эффективной и прогрессивной по сравнению с государственно-мобилизационной экономической системой: «Настало время допустить частника в лес. Пока у нас в лесу — бардак… Где бы мы сегодня ни сталкивались, частник работает лучше, чем государственное предприятие»; «Вы работаете на уровне разваленного колхоза. Вас тоже надо приватизировать и частнику отдать». В 1998 году в ходе встречи с представителями предпринимательских органнзадай Лукашенко признался, что после окончания срока своих президентских полномочий он хотел бы стать предпринимателем, ибо только в частном секторе есть конкретный хозяин, есть перспектива.
Эти высказывания опровергают распространенную версию о том, что Лукашенко закостенел в коммунистическом прошлом и ничего ее понимает в современных экономических процессах. Разительно изменялись не его взгляды, а политический статус. И то, что он в депутатские годы считал недостатком административной экономики, теперь, став безраздельным властителем государства, рассматривает в качестве главного достоинства.
Критики белорусского президента все время адресуют ему упреки, что многие его решения подрывают экономическое развитие страны. Но проблема в том, что задача создания эффективных хозяйственных механизмов им и не ставится. Во всяком случае как главная. Экономически эффективность, стимулы для хозяйственного развития в шкале приоритетов Лукашенко находятся далеко не на первом месте. Главное для президента — политическая целесообразность. Государственная политика подчинена задаче выживания режима. И все экономические процессы ориентированы на решение именно этой задачи, их он рассматривает с точки зрения политического эффекта, повышения или падения своего и т. д. И если посмотреть на всю деятельность главы государства именно в таком ракурсе, то абсурдные с точки зрения развития экономики указы и декреты оказываются при ближайшем рассмотрении достаточно эффективными политически. Понятно, что в этом случае рациональные экономические аргументы не производят никакого впечатления.
А. Федута в своей книге о белорусском президенте пишет: «Едва придя к власти, Лукашенко увидел и понял для себя главное: однажды предпринятые рыночные шаги необратимы, рынок — это стихия, управлять которой привычными по совхозу административными методами невозможно. Интуиция подсказала ему, что эти шаги для него губительны. Рынок, едва в него вступишь, неизбежно побуждает общество к демократическим преобразованиям. Вот и получилось, что надежды президента на реформы, способные вытащить из провала экономику, сменил интуитивный, животный страх перед абсолютной, с точки зрения бывшего директора совхоза (советского хозяйства), неуправляемостью рыночных отношений. Рынок и демократия, которыми нельзя будет управлять, казались ему неизбежно ведущими к потере власти. Ведь если что-то от Александра Лукашенко не зависит, значит, он, Александр Лукашенко, не властен над этим».
Он четко осознал, что доминирующий государственный сектор в экономике, колхозно-совхозный строй — оптимальная модель для удержания власти. Она простая и удобная для управления и контроля. Административная система управления предотвращает появление других центров экономической власти (олигархов), а значит, и политического влияния. «Только государственное предприятие можно заставить работать там и так, где это не совсем выгодно, — в сельской местности, по сниженным для сельчан тарифам и т. д.», — объяснял Лукашенко свою приверженность госсектору. Отсюда неприятие частников, не зависимых от власти людей и хозяйственных единиц, ибо они создают пространство, неподконтрольное государству. «Президент не был бы самим собой, если бы не попытался превратить экономику, как и государство в целом, в личную вотчину, а всех значимых экономических субъектов в послушных вассалов», — писал публицист А. Майсеня. Похожее мнение высказывает главный редактор «Белорусской деловой газеты» П. Марцев: «Его боязнь предоставления условий для самообеспечения и самоорганизации экономически активной части населения страны выявляет его патологический страх перед возможностью иметь дело с финансово независимыми людьми».