Он постоянно пугает людей рыночной экономикой: «Некоторые думают, что «в рынке» будут сидеть сложа руки, ничего не делать, а будет как на Западе — изобилие. Да если бы наши люди не по фасадам увидели, что такое западное изобилие, они бы сказали: «Давай советские времена, давай устанавливай эту цену, регулируй и так далее!» Ведь рынок — это напряженнейшая работа, и притом на одно рабочее место 10–12 претендентов — иди конкурируй». Если страна перейдет к рынку, уверяет он, ее ждут «провал и дестабилизация общества». В случае введения частной собственности на землю, утверждает президент, ее скупят иностранцы, «а те, кто работает на земле, селяне, окажутся в положении изгоев и рабов». И вывод: «Поиграли в рынок и хватит. Надо серьезно браться за работу».
Но в то же время он понимает, что избежать рыночной экономики не удастся, потому рассматривает ее как неизбежное зло. «Ведь в этот бешеный рынок не я же вас привел! Я сам его ни душой не воспринимаю, ни сердцем по многим направлениям. Но куда денешься?! Мы все туда пришли! Кто хотел — сознательно пришел, кто не хотел — затянули».
Много усилий тратит Лукашенко, чтобы опровергнуть тезис, будто частная собственность эффективней государственной: «Отечественный и зарубежный опыт свидетельствует, что эффективность производства зависит не столько от формы собственности и смены вывески, сколько от системы государственного регулирования экономических отношений, организации производства, качества управления, уровня квалификации кадров». И в качестве доказательства обращается к опыту СССР: «У нас была идеальная экономика в советские времена. Но мы ошибку допустили, не дали возможности раскрепоститься человеку, сохранив при этом систему власти. А вообще у нас была честная и порядочная экономика».
Как сочетается «идеальная», «честная и порядочная экономика» с закрепощением человека — вопрос любопытный, хотя и риторический. Еще раз хочется напомнить, что в период советской перестройки Лукашенко оценивал ту экономическую модель как «страшно ненормальную систему». Но теперь по политическим соображениям ему нужно доказывать, что «государственная собственность сегодня не хуже частной собственности, особенно в тяжелый переходный период», поэтому нет таких сфер, где управление экономикой со стороны государства было бы неэффективным.
В 1990-е годы, апеллируя к драматическому опыту реформирования российской экономики, Лукашенко прибегает к характерному для него убойному аргументу: дескать, идея реформ есть коварный западный проект, дабы погубить нашу экономику. «Это был тонко спланированный план уничтожения самого крупного соперника Запада — бывшего Советского Союза»; «Эта идея подкидывалась оттуда, «из-за бугра». Вы не задумывались, почему? Потому, что им нужен был рынок сбыта, и они пытались сломать наше сельское хозяйство, которое работало не хуже, чем в Западной Европе. Мы-то это сегодня знаем. И слава Богу, что у нас хватило ума не пойти этим путем. Это был прозападный курс, чуждый для нашего народа».
Президент упорно навязывает отождествление понятий «реформа» и «развал»: «Мы отказались от термина «реформирование», поскольку он дискредитирован. И сегодня мы говорим не об «ускорении реформ», потому что это равноценно развалу. Мы ввели новый термин… «усовершенствование экономики»». Лукашенко убеждает, заклинает, отговаривает от реформ: «Давайте не будем разрушать то, что есть… И многие думают: вот сейчас развернем реформу на селе, и молоко неизвестно откуда потечет. Не будет! Реформирование — это в два раза сложнее, чем работа в нынешних условиях. Если вы готовы, идите на это. Не готовы, не портите себе настроение и людям»; «Надо идти проверенным путем, а не упражняться в реформах»; «Производите качественную продукцию и продавайте. Какая реформа еще нужна в стране?» Целых 13 лет белорусский лидер опасался даже косметических перемен, минимальной либерализации хозяйственной жизни.
Весьма показательно отношение Лукашенко к приватизации государственной собственности. Придя к власти, он сразу же приостановил приватизационные процессы, пугая народ ужасами «дикой приватизации» в России и других посткоммунистических странах, называя ее «грабежом», «дурью несусветной». Выступая в марте 2000 года в Палате представителей, он более откровенно объяснил свою позицию. Президент заявил, что ради погони за призрачными инвестициями государство не пойдет на приватизацию, в противном случае оно утеряет контроль над экономикой. Лукашенко прекрасно понял всю опасность процесса приватизации для режима единоличной власти: «Но скажите, зачем мне сегодня в Беларуси продавать два нефтеперегонных завода?.. Ведь собственность — это власть. Я их не отдаю, поскольку мне надо осуществлять власть».