Кроме того, он стремился избежать отрицательных социальных последствий приватизации: сокращения работников на приватизированных предприятиях и роста безработицы, избавления новых собственников от социальной сферы заводов и фабрик, прекращения перекрестного субсидирования и пр. Ведь это могло ударить по его популярности.
Хотя приватизация формально продолжалась, однако был создан громоздкий механизм ее торможения. Покупатели государственной собственности должны были выполнить 20 условий: сохранение профиля предприятий, наращивание инвестиций, социальные гарантии работникам, повышение зарплаты и пр. Была прекращена ваучерная приватизация, введен мораторий на движение акций, приостановлена деятельность специализированных инвестиционных фондов, проведена переоценка всех фондов предприятий, что увеличило их стоимость в десятки, сотни и тысячи раз. Все мало-мальски значимые сделки с имуществом требуют согласования с президентом. Каждый год правительство добросовестно составляло планы приватизации, но они стабильно не выполнялись. Например, в 2004 году госбюджет должен был получить от продажи госсобственности 100 млрд белорусских рублей, а в реальности получилось только 3 млрд. Но это единственный плановый показатель, за который президент строго не спрашивал. Лукашенко боится продавать не только крупные предприятия тяжелой промышленности, что еще как-то можно понять. Но даже в легкой промышлености, сфере торговли приватизация происходит в ограниченных масштабах. Например, отказ продавать предприятия по производству продуктов питания президент объяснил тем, что они обеспечивают продовольственную безопасность страны.
Механизм мобилизации
Как уже отмечалось, воссоздание модели мобилизационной экономики было обусловлено не только задачей удержания власти, но и во многом собственным жизненным опытом Лукашенко, привычкой к ручному управлению. Александр Федута в своей книге о белорусском президенте приводит такой любопытный эпизод: «Леонид Синицын вспоминает, как по дороге из Шклова (сразу после победы во втором туре) они обсуждали естественную тему — власть взяли, как теперь будем рулить? «Тогда у него четко звучала мысль о том, что Беларусь — небольшая страна, и ею надо управлять из единого центра, в принципе, как хорошим производственным коллективом». Это понятно. Никакого иного управленческого опыта, кроме опыта управления небольшим производственным коллективом совхоза «Городец», у Лукашенко не было».
В результате государственной политики экономическая жизнь стала все больше приобретать мобилизационный характер. Решение простых проблем становится невозможным без мобилизации всех и вся, создания чрезвычайных органов. В период посевной и уборочной во всех районах непременно создаются штабы. Такие же штабы с чрезвычайными полномочиями были сформированы в областях и приграничных районах для контроля над вывозом товаров из страны. С возникновением дефицита продуктов был учрежден чрезвычайный штаб по наведению порядка на потребительском рынке. И так далее.
Перераспределение средств от богатых к бедным, от успешных экономических субъектов к отстающим осуществляется административными методами. Эффективные предприятия объединяют с нерентабельными, причем независимо от форм собственности.
Классической иллюстрацией функционирования модели мобилизационной экономики является повторяющаяся из года в год «всенародная битва за урожай». Почему-то ежегодно на страну сваливается несчастье: созревает урожай. С ним ведется битва, как со стихийным бедствием. И эта битва объявляется главным экономическим и политическим событием в жизни страны.
Для мобилизации всего народа на эту священную борьбу Лукашенко каждый год проводит селекторные совещания с участием всей вертикали, которые транслируются целый день по всем каналам радио и телевидения. Белорусов уже почти уверили, что без такого селектора весь урожай таки останется на полях. Власти изо всех сил стремятся придать рутинному сезонному производственному циклу в одной из хозяйственных отраслей статус судьбоносности, объявить успешную уборку зерновых залогом национальной безопасности страны. Тон задает сам президент: «Если только мы не получим хлеб, мы вынуждены будем соскребать последнюю валюту и закупать хлеб — это полная зависимость от тех государств, у которых мы будем покупать хлеб! Таким образом чрезвычайная ситуация сегодня диктуется возможной потерей на 3–5 лет нашей независимости».