Путин последовательно следовал принципу: сначала экономическая интеграция и лишь затем — политическая. Логика очень прозрачная. В случае реализации такого подхода Беларусь привязывается к России экономически, Москва приобретает реальный контроль над белорусской промышленностью, финансовой системой (с помощью введения российского рубля), Лукашенко лишается реальной экономической власти в своей стране. Вот тогда можно переходить и к политическому объединению, ибо Беларуси будет некуда деваться. Эти перемены в политике Кремля стали чрезвычайно болезненными для Лукашенко. Фактор завоевания Кремля, долгое время бывший главным побудительным мотивом стремления на Восток, исчез. Бартерная сделка — суверенитет в обмен на «шапку Мономаха» — потеряла смысл. Все это побудило официальный Минск охладить интеграционный пыл. Очень скоро стало понятно, что теперь объединяться в одно государство Лукашенко не собирается. Пропаганда белорусско-российского единения в государственных СМИ значительно уменьшилась по масштабу и накалу, стала вестись как-то вяло, дежурно, будто по инерции.
Как-то незаметно погасла звезда Лукашенко как главного интегратора на постсоветском пространстве. В 1995–1999 годах президент Беларуси, стремясь превзойти президента России Ельцина в роли собирателя земель распавшегося СССР и тем самым заработать очки в борьбе за Кремль, предложил целую программу реформирования СНГ, во всех публичных выступлениях настойчиво призывал к реинтеграции, был инициатором различных объединений на пространстве бывшего Советского Союза. Но после прихода к власти Путина имидж великого интегратора стал методично и последовательно разрушаться. Теперь Лукашенко стал скептиком, а иногда и тормозом процесса постсоветской интеграции. Он стал говорить, что СНГ — это пустая и никчемная организация, ЕврАзЭС так и не превратился в реальный экономический союз и пр. Смысл этой тактики сводится к нехитрой и тривиальной формуле: если я не в главной роли, то спектакль не стоит внимания.
Химера Союзного государства
Переход от пропагандистской модели интеграции к прагматической, курс, взятый Путиным, на ее рационализацию неизбежно должен был вызвать кризис в отношениях между двумя государствами. Это был кризис самого интеграционного проекта, ибо слишком много иррациональных оснований было встроено в его конструкцию. Вылезли наружу все противоречия и мифологемы, заложенные в основу объединительного процесса в середине 1990-х годов.
Выше уже отмечалось, что руководители Беларуси и России поставили несовместимые задачи: объединение в Союзное государство при сохранении национального суверенитета государств-участников. Если две страны объединяются в одно государство, то они никак не могут сохранять свой национально-государственный суверенитет и оставаться субъектами международного права. Если же они остаются суверенными, то новое образование никак нельзя назвать Союзным государством.
Лукашенко неустанно повторяет, что непременным условием объединения должен быть равный голос Беларуси и России в любом союзном образовании. Нереальность согласия Москвы интегрироваться на таких условиях совершенно очевидна, ибо слишком разные «весовые категории» у этих двух стран.
Опыт Европейского союза показывает, что интеграция может быть успешной, когда объединяются демократические страны с рыночной экономикой. А вот объединение государств с авторитарными режимами маловероятно, ибо их лидеры не хотят лишаться власти. Кроме того, история не знает примеров жизнеспособной федерации или конфедерации, состоящей только из двух государств. Тем более невозможно представить объединение таких разновеликих стран, какими являются Беларусь и Россия.
При интеграции двух государств любые наднациональные органы превращаются в лишние звенья, которые лишь утяжеляют, усложняют решение проблем между партнерами. Для развития и углубления двусторонних отношений не нужны эти громоздкие бюрократические структуры (Высший Государственный совет, Постоянный комитет, Парламентское собрание), ибо гораздо проще, быстрее, эффективнее все проблемы взаимоотношений согласовывать на встречах президентов, премьеров, министров или экспертов двух государств.