Выбрать главу

Это была война двух президентов, соревнование крепости их нервов, выдержки. Ход конфликта был скорее в стиле Лукашенко, который обожает кризисы, искусственно их создает, чувствует себя в такие моменты как рыба в воде. Для Путина же, наоборот, такая ситуация дискомфортна, он не любит обострений.

Вводя какую-то совершенно фантастическую пошлину за транзит российской нефти, Лукашенко, видимо, рассчитывал, что Москва не решится прервать поставки нефти в страны ЕС, боясь возмущенного крикаиз европейских столиц, у Путина не выдержат нервы, и он уступит. Белорусская позиция была такова: мы готовы отменить эту пошлину, если Россия отменит введение своей экспортной пошлины на нефть для Беларуси, введенную 8 декабря 2006 года. Но Москва выдвинула встречный ультиматум: сначала Минск должен отменить свое решение, и только потом могут начаться переговоры об отмене российской экспортной пошлины Кроме того, Россия пригрозила ввести тарифы на поставку белорусских товаров в РФ.

И в этот кульминационный момент, когда кризис приобрел между, народный характер (начали расти мировые цены на нефть, падать акции российских нефтяных компаний), нервы не выдержали у Лукашенко. Он уступил, Беларусь отменила пошлину за транзит российской нефти, нефтепровод возобновил работу, премьеры приступили к переговорам.

В итоге Россия так и не отменила экспортную пошлину на нефть, ввозимую в Беларусь, а лишь сократила ее со $180 за тонну до $53.

Последствия нефтегазового конфликта

Оба государства вышли из этой войны с изрядными потерями. Беларусь лишилась львиной доли российских экономических преференций, но в ответ нанесла серьезный ущерб репутации России как надежного поставщика энергоресурсов. Москва очень много и долго возилась, согревала и пестовала своего верного сателлита (как она думала), щедро субсидировала, защищала от нападок Запада, жестко отвергала любые обвинения в узурпации власти в Беларуси одним человеком. Забавно, что наиболее популярной аргументацией московских экспертов в пользу необходимости белорусско-российской интеграции был тезис: Беларусь для нас — это коридор в Европу. Теперь они с удивлением увидели, что в этом коридоре, по традициям партизанского края, регулярно что-то исчезает: в феврале 2004 года — газ, в январе 2007 года — нефть. Очень знаменательно, что, например, в Польше, которую Москва считала не то что коридором, а враждебным России государством, нет никаких проблем с транзитом энергоресурсов.

На все предложения Запада, давайте, дескать, вместе обсудим, что делать с этой «последней диктатурой Европы», Кремль регулярно отвечал: это наша зона, не лезьте сюда, мы сами разберемся. Неудивительно, что основной огонь критики со стороны Европы за срыв поставок нефти обрушился на Россию.

Беларусь пережила самый острый международный конфликт с момента своего независимого существования. И произошел он с единственным союзником, «старшим братом», с которым уже целых десять лет страна вроде бы истово объединялась в единое государство, которое Лукашенко совсем недавно обещал защищать от натовских танков.

Закончившаяся нефтегазовая война знаменовала собой важный этап в белорусско-российских отношениях. Модель этих отношений, сложившаяся в предшествующие 12 лет, была для Лукашенко почти оптимальной. Получая дешевые энергоресурсы, за счет которых удовлетворялись материальные запросы своего электората, политическую поддержку, военную помощь, он при этом имел полную свободу действий в удовлетворении своих властных амбиций. Под эту модель подгонялась экономическая политика, отношения с внешним миром, государственная идеология, позиционирование по отношению к оппозиции, которая объявлялась националистической и прозападной, образ и имидж самого белорусского лидера, как большого друга России и врага Запада. Можно было не проводить реформы и гордиться стабильностью. Отношения с Россией были осью мироздания, кропотливо создаваемого официальной пропагандой в массовом сознании белорусов, надежным якорем, которым страна, казалось, удерживалась от потрясений в бурных волнах глобализации.