Сильный резонанс вокруг этих событий сыграл свою положительную роль в том смысле, что после 2000 года политических исчезновений в Беларуси больше не было. Однако эти преступления останутся навсегда незаживающей раной в общественном сознании. Несмываемое пятно страшных подозрений будет отягощать белорусский режим до самого конца его существования. Как известно, нет ничего тайного, что не стало бы явным. Сколько бы времени ни прошло. В политике прощается многое. Но убийства людей не простит никто.
А судьба Виктора Шеймана и Дмитрия Павличенко незавидна. Никто не удивится, если с ними что-то случится, например, попадут в автомобильную аварию или кирпич упадет на голову.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
За эти 15 лет я уже пережил столько, что, наверное, если бы я «окочурился», я мог бы сказать, что меня жалеть не надо. Я прожил за эти 15 лет все свои там 75 или 80, 90, сколько мне было отпущено.
Я как первый президент, не могу проводить иной политики, потому что за мной придут другие, и перед глазами у них будет жуткий пример Лукашенко, который защищал свои интересы, не жалея ни себя, ни своих родных и близких.
Публицист Анатолий Майсеня, погибший накануне ноябрьского референдума 1996 года, незадолго до смерти опубликовал статью под знаменательным названием «Беларусь во мгле». Он писал: «Сегодня уже не надо быть провидцем, чтобы разглядеть, что Лукашенко со своей утробной, неразвитой философией и со своим «новым порядком» опоздал родиться лет этак на пятьдесят. И что это выглядит нелепо на рубеже XXI века. Что, впрочем, не убавляет трагизма происходящего в Беларуси. Политический кошмар, восставший из прошлого».
Действительно, то, что происходит в Беларуси, выходит за пределы европейского сознания. Страна с достаточно высоким, по мировым масштабам, уровнем образования и культуры, расположенная в центре континента, на котором бурно развиваются демократические процессы, в политическом смысле напоминает феодальную монархию, средневековое удельное княжество.
Лукашенко удалось навязать обществу свои правила игры. Общественная порода оказалась пластичной и податливой. Население поражено тяжелой апатией, глубокой безысходностью, непреодолимым пессимизмом, полным неверием в возможность перемен, страхом, моральным релятивизмом. Подозрения в причастности руководства государства к исчезновению своих противников не стали для граждан шоком, не повлияли на его общественную поддержку.
Предварительные итоги
У любого политика, долгое время находящегося у власти, кроме решения сиюминутных государственных проблем, отражения угроз своему господству, рано или поздно, осознанно или в глубине подсознания возникает вопрос о своем месте в истории, памяти современников и потомков. Как оценить эти 16 лет? Что получилось в итоге? Безусловно, страна изменилась. Вот только в какую сторону? Задумывался ли Лукашенко, какую историческую миссию он избран выполнять историей? Пока он успешно выполняет миссию реставратора и охранителя старой системы, покоящейся на идее порядка и стабильности.
Сам Лукашенко дает противоречивые ответы на эти вопросы. Вот один из вариантов в интервью российской газете «Известия» в августе 2009 г.: «По-разному можно эти годы оценивать. Что это тут — диктатура, авторитарное управление, ручное или еще какое-то, рыночное, не рыночное, но у нас есть страна. В этой стране есть что поесть, люди одеты, обуты… Здесь можно жить и здесь можно зарабатывать, если ты хочешь». Прямо скажем, здесь президент оценивает свои достижения весьма скромно.
Российские эксперты С. Кара-Мурза и А. Ципко, с симпатией относящиеся к политике руководства Беларуси, предпринимали попытки доказать историческую закономерность и эффективность белорусской модели, представить ее как альтернативу реформам в России и других постсоветских государствах. Основная их мысль сводится к тому, что «проект Лукашенко» — это едва ли не оптимальная модель «постепенного, щадящего ухода от коммунизма», адаптации к реалиям новой эпохи в противовес шоковой трансформации, происшедшей под влиянием Запада в соседних странах.