Сначала я подумал, что в лагере неприятеля находится все его войско, и не решился вести в бой свою утомленную трудным переходом армию. Я поспешно свернул на соседнюю дорогу, где попадались селения, чтобы дать изнуренным войскам отдых.
Но мой сын разгадал замысел Эвмена.
– Отец, тебя не удивляет, что, видя наше отступление, неприятель даже не пошевелился в своем лагере? Я уверен, что на горах нет армии.
Вскоре разведчики подтвердили догадку Деметрия. Вот какой у меня вырос сын! Я не сомневаюсь, что со временем он станет таким же непобедимым, как великий Александр!..»
Апама внимательно слушала каждое слово письма. Услышав имя Александра, она невольно подалась вперед. Любое упоминание имени великого завоевателя до сих пор тревогой отзывалось в ее душе.
– Селевк, из этих слов явствует, что перед Антигоном и его сыном скоро все должны будут пасть на колени. И значит, скоро, как и при Александре, прольется море крови.
– Антигон не посмеет поднять руку ни на меня, ни на Птолемея. А его сын еще не набрал должной силы, – заметил Селевк и продолжил чтение: – «Я решил готовиться к решительному сражению. Разведчики донесли мне, что за спиной Эвмена сатрапы плетут против него интриги.
Певкеста вступил со мной в тайные переговоры и собирался, как только представится удобный случай, перейти на мою сторону, чтобы не потерять свои земли и дворцы. Певкеста сообщил мне через доверенное лицо, что сатрапы поклялись друг другу после окончания битвы, каков бы ни был ее исход, уничтожить ненавистного им Эвмена».
Селевк вновь оторвался от письма и подумал: «Царским дом и законный наследник престола обречены на гибель. Предатели и заговорщики дали возможность Антигону выиграть это сражение».
– «Наступление нового дня Эвмен и его военачальники встретили на возвышенности, наблюдая за колоннами моих воинов, двигающимися по степи.
Я предложил сражение. Эвмен согласился.
Вскоре обе армии были выстроены в боевом порядке. Я снова поместил пехоту в центре, а на крыльях конницу. Командование левым крылом было поручено Пифону, а правым Деметрию. Впереди всей линии стояли на страже боевые слоны.
На стороне Эвмена был перевес в пехоте благодаря отрядам ветеранов аргираспидов.
Перед своим правым крылом Эвмен выстроил клином шестьдесят слонов и поставил в промежутках между ними лучшие отряды легкой пехоты.
Стоя на возвышенности, я со своими военачальниками наблюдал за расположением армий. И снова Деметрий порадовал меня: он увидел, что лагерь противника лишен всякого прикрытия. Я похвалил сына за его зоркие глаза.
Зная об алчности сатрапов, я приказал Пифону:
– Как только начнется сражение, несколько отрядов твоей конницы под прикрытием поднявшейся пыли должны обогнуть правое крыло неприятеля и ворваться в лагерь.
Боги услышали меня. Я уже знал, что победа за мной, потому что предвидел, как пойдет сражение.
По данному Эвменом знаку затрубили боевые трубы. Вскоре закипел яростный бой. Пешие воины смешались с конными, дрались копьями, мечами, голыми руками. Густая пыль окутала сражающихся. В отдалении ничего нельзя было видеть.
Воины Певкесты вскоре по приказу своего военачальника стали отступать. Певкеста сдержал данное мне слово и без сожаления предал Эвмена в самом начале битвы, став главным виновником поражения неприятеля.
Всадники под командованием Эвмена сражались отчаянно, но из-за бегства Певкесты численный перевес оказался на моей стороне. Огромное войско Эвмена постепенно распалось на мелкие отряды.
В это время мои всадники за завесой пыли проникли в лагерь неприятеля. Все сокровища сатрапов, их жены и дети оказались в моих руках.
Эвмен в сражении в Паретакене потерпел окончательное поражение.
Из лагеря врага глубокой ночью прискакал гонец с письмом от сатрапов. Они были готовы принять какие угодно условия, если им будет возвращено то, что им принадлежало.
Мой ответ гласил: я возвращу сатрапам все в полной неприкосновенности, не требуя от них ничего, кроме выдачи Эвмена. Мое предложение приняли. Эвмен был предан своими военачальниками и отправлен ко мне в виде выкупа за их имущество.
Последняя опора царского престола была мною повержена. Полководец, который один равнялся целому войску, оказался в моих руках.
Большинство македонских военачальников возмущались, что человек, которого македоняне уже однажды приговорили к смертной казни, еще жив.