Впрочем, когда мы более подробно познакомимся с деяниями Александра и его жизнью, в характеристику от Юстина придется внести некоторые коррективы.
Олимпиада
Ищи, сын мой, царство по себе, ибо Македония для тебя слишком мала!
Плутарх. АлександрКак мы заметили выше, молосская принцесса в результате недальновидной политики эпирского царя стала женой Филиппа. Впрочем, утверждает Плутарх, Филипп познакомился с Олимпиадой, «когда он сам был еще отроком, а она девочкой, потерявшей своих родителей». Филипп, влюбившись в нее, просил согласия на брак у брата Олимпиады, Ариббы. В любом случае, брак этот не принес счастья Филиппу, ибо его новая жена безумно любила только одну вещь на свете — власть. Олимпиада пыталась отнять часть ее у Филиппа, но натолкнулась на полное непонимание. И тогда она решила воплотить свои мечты в жизнь через сына.
Рождение Александра сопровождалось многими таинственными знамениями, так что даже бесстрашный Филипп не знал, радоваться ли этому событию, и к жене стал относиться с опаской. Достаточно сказать, что в ночь рождения Александра безумец Герострат сжег одно из семи чудес света — храм Артемиды Эфесской.
Читаем у Плутарха:
По этому поводу Гегесий из Магнесии произнес остроту, от которой веет таким холодом, что он мог бы заморозить пламя пожара, уничтожившего храм. «Нет ничего удивительного, — сказал он, — в том, что храм Артемиды сгорел: ведь богиня была в это время занята, помогая Александру появиться на свет». (Артемида была покровительницей рожениц.) Находившиеся в Эфесе маги считали несчастье, приключившееся с храмом, предвестием новых бед; они бегали по городу, били себя по лицу и кричали, что этот день породил горе и великое бедствие для Азии.
Что ж, маги не зря суетились, потрясения придут в Азию, когда станет взрослым малыш, родившийся в ночь гибели знаменитого храма.
Александр отличался от окружающих, как и любой другой человек, оказавший немалое влияние на ход мировой истории, будь то Чингисхан или Луций Корнелий Сулла. Описание сохранилось у Плутарха.
Как сообщают, Александр был очень светлым, и белизна его кожи переходила местами в красноту, особенно на груди и на лице. Кожа Александра очень приятно пахла, а изо рта и от всего тела исходило благоухание, которое передавалось его одежде… Причиной этого, возможно, была температура его тела, горячего и огненного, ибо, как думает Теофраст, благовоние возникает в результате воздействия теплоты на влагу. Поэтому больше всего благовоний, и притом самых лучших, производят сухие и жаркие страны, ибо солнце удаляет с поверхности тел влагу, которая дает пищу гниению. Этой же теплотой тела, как кажется, порождалась у Александра и склонность к пьянству и вспыльчивость.
Еще в детские годы обнаружилась его воздержанность: будучи во всем остальном неистовым и безудержным, он был равнодушен к телесным радостям и предавался им весьма умеренно; честолюбие же Александра приводило к тому, что его образ мыслей был не по возрасту серьезным и возвышенным. Он любил не всякую славу и искал ее не где попало, как это делал Филипп, подобно софисту хваставшийся своим красноречием и увековечивший победы своих колесниц в Олимпии изображениями на монетах. Однажды, когда приближенные спросили Александра, отличавшегося быстротой ног, не пожелает ли он состязаться в беге на Олимпийских играх, он ответил: «Да, если моими соперниками будут цари!»
Мудрый Филипп великолепно понимал то, что будет вызывать споры, изумление, непонимание последующие две с лишним тысячи лет, а именно — характер сына. В будущем он станет определять судьбоносные поступки Александра: и великие, и глупые, и кощунственно отвратительные, о которых сам Александр будет жалеть сотни раз. Однако сила, вырывающаяся изнутри, беспощадно уничтожала всех тех, кто вставал на его пути, тех, кто не смог понять странностей его натуры.
Филипп видел, что Александр от природы упрям, а когда рассердится, то не уступает никакому насилию, но зато разумным словом его легко можно склонить к принятию правильного решения; поэтому отец старался больше убеждать, чем приказывать.
Впрочем, даже Филипп не избежал яростных столкновений с собственным сыном; что было неудивительно, учитывая их родство и то, что оба не терпели над собой ничьей власти.
Филипп не решался полностью доверить обучение и воспитание сына учителям музыки и других наук, входящих в круг общего образования, считая, что дело это чрезвычайно сложное…
Поэтому царь призвал Аристотеля, самого знаменитого и ученого из греческих философов, и за обучение расплатился с ним прекрасным и достойным способом: Филипп восстановил им же самим разрушенный город Стагиру, откуда Аристотель был родом, и возвратил туда бежавших или находившихся в рабстве граждан.
И здесь проявился характер Александра; он желал, чтобы даже мысли гениального учителя принадлежали только ему. Когда Александр узнал, что Аристотель опубликовал некоторые свои книги, сделав собственные философские изыскания общедоступными, то написал ему письмо следующего содержания:
Александр Аристотелю желает благополучия! Ты поступил неправильно, обнародовав учения, предназначенные только для устного преподавания. Чем же будем мы отличаться от остальных людей, если те самые учения, на которых мы были воспитаны, сделаются общим достоянием? Я хотел бы превосходить других не столько могуществом, сколько знаниями о высших предметах. Будь здоров.
Аристотель, прекрасно изучивший своего ученика, успокоил его честолюбие следующими словами:
…Эти учения хотя и обнародованы, но вместе с тем как бы и не обнародованы. В самом деле, сочинение о природе было с самого начала предназначено для людей образованных и совсем не годится ни для преподавания, ни для самостоятельного изучения.
Плутарх утверждает, что любовь к врачеванию Александру тоже внушил Аристотель. Александр интересовался не столько отвлеченной стороной этой науки, сколько практической: он приходил на помощь заболевшим друзьям, назначая различные способы лечения и лечебный режим. Но больше медицинские познания Александра пригодились ему самому. За не очень долгую жизнь его тело претерпело столько ударов и ран, сколько не получал и десяток поседевших в боях ветеранов.
Как Александр относился к мудрому учителю?
Александр сначала восхищался Аристотелем, и, по его собственным словам, любил учителя не меньше, чем отца, говоря, что Филиппу он обязан тем, что живет, а Аристотелю тем, что живет достойно.
И все же философия великого грека со временем стала чуждой Александру.
Впоследствии царь стал относиться к Аристотелю с подозрительностью, впрочем, не настолько большою, чтобы причинить ему какой-либо вред, но уже самое ослабление его любви и привязанности к философу было свидетельством отчуждения.
Удивляться здесь нечему: философией и любовью Александра станут меч и македонская фаланга.
И все же самое большое влияние на сына оказала мать. Она не учила его искусству, философии и прочим наукам — она учила его, как стать и быть царем. В том, что Александр стал таким, каким мы его знаем; в том, что он не канул в безвестность как тысячи других царей прочих народов, заслуга не философов и богов, а его матери — Олимпиады. Она научила сына любить власть и славу, бороться за них до последнего вздоха.
Совсем иного рода наставников, чем Филипп, определила сыну Олимпиада. Во главе многочисленных воспитателей стоял родственник царицы Леонид — «муж сурового нрава». «Дядькой же по положению и по званию» был Лисимах; «в этом человеке не было никакой утонченности» — так характеризует воспитателя Плутарх.