Но время не остановилось, наоборот, пролетело быстрее, чем того хотелось. Сорванной травинкой Таис провела по его руке. Когда она добралась до полусжатого кулака, он проснулся.
— Эй, Тая, — он тер глаза, — не люблю щекотку.
— В другой раз не будешь спать в моем присутствии, — парировала она.
— Это не потому, что ты на меня сон наводишь, а потому, что я чувствую себя с тобой спокойно, расслабленно…
Он обобрал для Таис соседний куст ежевики, и его пальцы посинели от сока.
— Правда, уходить не хочется? Но я уж совсем разнежился. Мне это противопоказано.
— Почему? Разве ты не можешь делать то, что хочешь? — удивилась Таис.
— Я — увлекающийся человек. Может затянуть — роскошь, нега и покой, земные и небесные радости. Жизнь может пройти стороной, если я буду им предаваться. Я бы не хотел прожить жизнь бессмысленно, не выполнив свое предназначение и не осуществив свои мечты. Праздность не сделает меня счастливым. — Он серьезно посмотрел на Таис. — Помнишь легенду о моем прародителе Геракле, о том, как он выбирал свой жизненный путь? Путь наслаждений, в народе прозванных пороками, или путь трудов и лишений, приведший его к славе и бессмертию. Среднего пути нет. И третьего нет. Я это точно знаю.
— А как же дельфийская мудрость о золотой середине и о том, чтобы во всем хранить меру? Разве это не срединный путь?
— Да, это путь для серой, средней жизни. Я не желаю себе такой. Я же человек честолюбивый… не в меру.
— Не понимаю, какие претензии? Я тебя разбудила, — улыбнулась Таис.
— Да, ты права, никаких претензий.
На обратном пути через сосновый лесок, мимо пустого стадиона, вниз, по красиво выложенным дорожкам, ведущих вдоль ярко разрисованных зданий, обсаженных кипарисами, Александр продолжил разговор:
— Мне надо быть уверенным, что ты меня понимаешь. Возможно, это не так легко. Ты должна воспринимать мои слова буквально. Я не любитель витиевато изъясняться. То, что я говорю, это именно то, что я имею в виду. Проверим сейчас — какие две мысли я хотел донести до тебя?
— Только две мысли? — удивилась Таис.
— Перескажи мне своими словами, что ты поняла, — настаивал он, даже остановился и прижал ее рукой к увитой фиолетовым вьюнком каменной ограде, вдоль которой они шли.
— Мы говорили о том, что ты любишь, потом ты спал, — подняв глаза к небу, напряженно вспоминала Таис. — О родине и мире, о жизни в пути, о том, что тебя притягивает большой мир, потом о том, что ты не хочешь расслабляться, о Геракле, о невозможности для тебя умеренной жизни, — она закончила и посмотрела в глаза Александра.
Он глядел напряженно и как будто недовольно. Да, именно так. Потом медленно расслабился, опустил глаза, покусал губы.
В городе Александра заждались и обыскались — пришло неприятное известие из Милета. Начальник охраны выговаривал своим солдатам, которые, кроме того, что царь ушел с Таис, ничего не знали. Поэтому все ждали у ее «дома». Когда пропавшие подошли туда и царь узнал, в чем дело, он изменился в лице и тут же забыл о Таис. Здравствуй, жизнь…
Уже сделав шаг к коню, Александр обернулся.
— Спасибо за море, царь, — проговорила Таис, спокойно улыбаясь. Пожалуй, даже слишком спокойно.
— Тебе спасибо, — Александр подошел, слегка пожал ее пальцы… Она выдержала его взгляд.
И все же какой славный, замечательный день!
Таис ворочалась в жарких простынях уже битый час, но сон никак не мог одолеть возбуждение. С приросшей к губам улыбкой, мечтательно и томно вздыхая, афинянка перебирала в памяти все события этого дня:
Все, что видела она, перед очами снова витало: Сам он, каким был тогда и в какое одет был платье, Что говорил и как в кресле сидел и как вышел Он из дверей, и в тревоге казалось ей, что едва ли Сыщется равный ему, в ушах раздавался голос его И речи, что им говорились.В голове крутились эти строчки из Еврипидовой «Медеи», и Таис чувствовала его рядом, — состояние блаженства, сладостного, сводящего с ума волнения и томной неги во всем теле. В полудреме-полумечтании она услышала, что кто-то вошел. Не успела она осознать, что это Птолемей, как он накрыл ее своим горячим требовательным телом. Вот так-то! Получил не свое, но от души! И наверное, естественно, отнес на свой счет ее возбуждение. Ну да ладно. Это была прекрасная любовь, жаль, конечно, что вызвана не тем, кому досталась, и досталась не тому, кто ее вызвал. Хотя, кто знает, жалел ли об этом вызвавший, а вот получивший был счастлив. Будем делать людей счастливыми. Заповедь порядочных гетер гласила: лучше делать многих мужчин счастливыми, чем одного — несчастным. Птолемей же удивился непонятной логике поведения Таис, которая в последние дни мягко, но настойчиво сдерживала все проявления его страсти. Видимо, самое важное — появиться в нужный момент в нужном месте, что и произошло, к великой радости Птолемея и его наконец удовлетворенного вожделения.