Выбрать главу

«Кто это на холме… Таис».

— Откуда ты здесь взялась?

— Примчалась на олене из этого лесочка, — пошутила девушка.

— Что ты здесь делаешь?

— Тебя жду, — просто сказала она.

— А почему не в городе?

— В городе тебя многие ждут, а тут — я одна. Я принесла тебе поесть и напиться, а еще у меня маленький подарок…

Александр уступил ее находчивости и отпустил свое сопровождение, решив проделать остаток пути до города пешком, через холмы, поросшие кудрявыми рощицами.

Он позволил усадить себя в тень дуба. Его листва сухо и убаюкивающе шелестела, и Александр удивленно прислушался к этому шелесту. Таис дала ему медовые оладьи, кислое молоко. Откуда она знает, что он любит? Царь ел и с непониманием и возрастающим удивлением слушал ее речи о чудесном утре, стаде диковинных коз, встреченных ею по дороге, непривычных напевах пастушьей свирели. Таис застала его врасплох, сбила с толку, и он с некоторой задержкой настраивался на нее. «Странные все-таки женщины, кто их поймет?» — мельком пронеслось в голове. Да только сам он как раз любил все странное и непонятное.

— А вот мой маленький подарок, стихотворение про кузнечика. Не обессудь — неумело, но от души. — Таис прокашлялась и начала читать:

О счастливец, о кузнечик, На деревьях на высоких Каплею воды напьешься И, как царь, ты распеваешь. Все твое, на что ни взглянешь, Что в лесах растет зеленых. Ты приятен Аполлону: Дар его — твой звонкий голос[11].

Она читала, поначалу смущаясь, отводя глаза, а закончив, облегченно улыбнулась. Александр же застыл с распахнутыми глазами, охваченный умилением. Какая война, какой Милет? Чудная тишина летнего полудня: слышно, как падают желуди и снуют жуки в траве.

— Что это? — Он изумленно улыбался.

— Я — дарю — тебе — эти — стихи…

Александр закрыл рукой лицо и рассмеялся, растроганный.

— Ты ненормальная… — проговорил он, усмехаясь и качая головой.

— Ты считаешь мою жизнь смешной?

Александр понял глубину вопроса. Он вспомнил, как увидел ее впервые на берегу маленькой бухточки, поющую и кувыркающуюся на волнах. И то, что первой мыслью его тогда было: я хочу знать, как она живет…

— Нет, что ты, нет, я не считаю ее смешной. — Он замотал головой.

— Я только хотела… Я думала, ты обрадуешься. — Таис опустила глаза.

И тут произошло что-то невероятное. Он порывисто прижал ее к себе и поцеловал так, что казалось, сознание покинуло ее. Таис застонала и как будто оказалась в другом мире, где было… блаженно. Так хорошо, что нет слов в человеческом языке, чтобы описать…

Александр легонько встряхнул ее за плечи. Он боялся встретить ее взгляд, когда она откроет глаза. Но когда она наконец подняла ресницы, улыбался… как всегда.

— Мне еще никто не дарил таких стихов, спасибо. Посвящали всякое про меня, хвалебное, но это все вранье, подхалимство, лесть. Не в счет. Спасибо, я очень рад, очень.

— Я бы радовала тебя и чаще, — пробормотала она, отрезвленная его улыбкой.

— Скажи мне, здесь действительно так красиво или мне кажется?

Таис снова пришлось отвечать. Он все спрашивал, и не оставалось времени подумать над тем, что сейчас произошло. Он же говорил, как ни в чем не бывало, и с каждой его репликой Таис отдалялась от этого странного происшествия — этого удивительного поцелуя. Как будто ее не целовали тысячи раз?! Она думала, что все знает, про поцелуи уж точно, оказывается, ничего не знает, ровным счетом ни-че-го.

Александр спрашивал о Приене, о пришедших из Афин письмах, о ее настроении и планах, а ей хотелось, чтобы он говорил о случившемся: может быть, успокоил ее смятение, может быть, подтвердил ее надежды. Но он не говорил об этом. И она подчинилась ему.

В воротах их, нет — его, уже поджидали «отцы города» с ключами и поздравлениями. И все пошло своим чередом. Украденное ею время закончилось. У Таис оставалось полдня, чтобы прийти в себя и снова обрести почву под ногами.

Вечером все встретились в Одеоне на концерте, потом пошли пировать и праздновать прямо на агору, где в портиках вокруг фонтана были расставлены столы и ложа. Было так много счастливых людей! Помимо приглашенных, вокруг толпился почти весь город, создавая атмосферу народного гулянья. О подарках и оригинальных поздравлениях подумала не одна Таис. Рапсодов сменяли акробаты, прыгавшие на одной руке, комические номера чередовались с танцами. Какой замечательный, насыщенный день, и как весело он завершался в атмосфере всеобщей гармонии и любви, как в одной большой и очень счастливой семье. Пусть бы этот день не кончался никогда. О, Афродита, он, наконец, ее поцеловал! Таис закрыла глаза и провела пальцами по губам; невероятно, чтобы он притворялся, так притворяться невозможно. О, если бы он чувствовал, воспринимал это так же, как она! Таис вздохнула тяжко и сладко и подняла глаза. Но что-то заставило ее стряхнуть томную рассеянность. Таис присмотрелась и перехватила тяжелый ледяной взгляд Гефестиона.

* * *