Выбрать главу

— Не думай, — не желай, — не чувствуй, — ничем не возмущай своей души.

В противоположность той жизни, которой она жила с ним, — думай, желай, чувствуй, живи душой широкой, открытой миру. Так по-новому стали жить Неарх и Геро. У них это получилось — они были вместе, их было двое.

Все эти философии, религии, боги, понятие слепой беспристрастной судьбы — все это не более чем фантазии слабых, беспомощных людей, придуманные ими же, чтобы приспособиться к хаосу жизни. Стремление объяснить-нарисовать структуру мира, его причинно-следственные связи, закономерности, чтобы не было так страшно, непонятно и горько. Попытки найти спасительную логику там, где нет никакой логики. Ибо жизнь — это хаос, и ничего другого. Нет в ней никакого смысла, ни высшего, ни низшего — никакого. В-жизни-нет-смысла. Нет.

Потому не помогали философы, ничего не помогало, и ни о чем не хотелось думать. Только о нем. Вспоминать и воображать, пытаться увидеть мысленным взором, каким был он и «в какое одет был платье». Это все, на что она была способна. В прошлой жизни она могла все, в той — настоящей, когда они были вместе и рядом. А что сейчас? Где она и где он? И только в мыслях — вместе и рядом. «Александр, ты — это ты, или ты — это я?»

Зима на Ликийском побережье. Их самая первая в Азии. Лагерь недалеко от Фаселиса — чудесного городка с тремя бухтами, окруженного сосновым лесом. Живописнейшие места между морем и горами! День пасмурный, ветреный. Таис смотрит на серое небо, волнующееся море, мокрую гальку и пинии, под которыми был разбит лагерь, и находит все это прекрасным. Странно, тогда ей еще подумалось, что она непременно запомнит Ликию такой: холодный величественный пейзаж — неуютный и прекрасный.

Александр в пределах видения и слышания. Отдает распоряжения, окружен адъютантами. «Гефестион, проследи!» — бросает напоследок и, оставив всех, неожиданно направляется к Таис.

— Погуляй со мной, — говорит он ей, едва взглянув, и идет, не дожидаясь ее ответа, к морю.

Три секунды, чтобы прийти в сознание.

Они молча спустились к морю, сели на камни. Александр смотрел вдаль и долго молчал, как будто забыв о ней. Она же смотрела как бы на море, а на самом деле рассматривала его и надеялась, что он не замечает ее жадного взгляда.

— Не холодно?

— Нет… да.

— Так «нет» или «да»? — Он обернулся, и один глаз смотрел внимательно, другой — с усмешкой.

— Нет, — обреченно ответила она.

— Смотри, краб. — Он указал ей под ноги, и Таис поджала их.

Александр перебрался к ее камню, присел на корточки, оперся рукой на ее колени, другой поднял краба и рассматривал его со всех сторон, прищурив глаза. Таис тоже смотрела, как завороженная, только не на краба, а на Александра (не было сил не делать этого). Он весь был в гамме сумеречного дня — глаза посерели и потемнели как море, волосы потеряли свой летний блеск, стали из золотых серебряными, и их трепал ветер. Он потянулся вперед и посадил краба в воду у соседнего валуна.

Это были времена, когда его прикосновения, редкие, случайные, а с высоты ее последующего знания, неслучайные, заставляли ее вздрагивать и напрягаться. Это было время, когда она тихо истекала кровью без его любви, и он также истекал кровью, не смея показать свою любовь.

Она смотрела на него и плакала без слез от любви и нежности. Он же, глядя вдаль, нащупал ее руку и проговорил бесцветно: «Тебе холодно, тебя надо погреть». — Сел рядом и обнял ее. Теперь она не видела больше его любимого лица, зато чувствовала его тело — теплое и сильное.

Было грустно и прекрасно.

Тогда было, и сейчас.

Но тогда он обнимал ее действительно. А кто обнимает сейчас? — Конечно, он.

Это неважно, что его нет на этом свете. Он есть где-то и всегда есть в ней. Он ведь сам сказал: «Я всегда с тобой». Мир тот, мир этот. Кто ведает, какие есть миры и каких нет. Но одно Таис знала наверняка: раз Александр сказал, что он всегда с ней, значит, так и есть. А миры? Она всегда чувствовала, что, помимо реального мира вещей, есть мир души и чувств, куда более реальный и важный, чем мир внешний! Сейчас он остался для Таис единственным существующим.

Однажды Александр назвал Таис необычно — «фантазерка». Она запомнила это слово, редкое в его речи и как будто несерьезное. Но Александр употребил его как комплимент, восхищаясь и удивляясь ее фантазии как большому и редкому дару.

— Фан-та-зер-ка, — произнесла Таис вслух и поблагодарила богов за то, что они наделили ее богатством проявлять фантазию в жизни и жить фантазиями; смотреть на мир особыми глазами и видеть то, чего не видят другие. Как сейчас, когда она видела ни для кого не зримого Александра на неуютном ликийском берегу с испуганным крабом в руках. Тогда она очень хотела, но не посмела взять в руки его прекрасное лицо, погладить румянец на холодных щеках, посмотреть прямо в глаза цвета штормового моря, глубокие и опасные, как штормовое море. А сейчас, в своей фантазии, она могла и делала это. И говорила ему то, что тогда говорила только в фантазии: «Я родилась, чтобы любить тебя, Александр. Я буду любить тебя, пока живу, и буду жить, чтобы любить тебя…»