Правитель поднял вверх руку, призывая к молчанию. Шум в зале стих.
— Офицеры, — сказал Правитель. — Нас постигла беда. Наш флот потоплен, а враг у стен города. Пусть этот капитан, — он жестом указал на прибывшего с ним офицера, — Поведает нам о том, что произошло.
Молодой человек вышел вперед, несмотря на усталость, он был возбужден, глаза его горели. Он смотрел поверх голов стоявших перед ним. И Александр, проследив направление его взгляда, заметил, что глаза офицера остановились в том месте на стене, где художник изобразил безоблачное небо. Там не было ничего, кроме ровного голубого цвета. Без сомнения, офицер, описывая битву, все еще находился среди горящих кораблей и слышал крики тонущих товарищей.
— Мы вышли из гавани при попутном ветре, рассчитывая встретить неприятельский флот в открытом море. Через час с небольшим дозорные на мачтах оповестили о приближении врага. Мы получили приказ разворачиваться в боевой порядок, называемый полумесяцем. Поскольку мы имели преимущество в количестве судов, такое построение позволяло охватить неприятеля с трех сторон, и при благоприятном течении боя замкнуть кольцо. На вражеских кораблях тоже заметили нас. Их суда, вопреки нашим ожиданиям, хотя и были гораздо медлительнее наших, но, по-видимому, управлялись опытными моряками.
Их боевой порядок представлял из себя три шеренги. В первой двадцать пять, во второй пятьдесят, в третей семьдесят пять кораблей, позади флагман. Такой порядок считается одним из лучших и применяется, когда хотят избежать охвата или окружения.
Оставив тридцать галер Бериллы против центра неприятеля, наши фланги попытались зайти в тыл противника. И хотя оставленных для фронтальной атаки кораблей было явно недостаточно, мы знали — те тридцать будут сражаться как шестьдесят. Жажда мести делала их сильными, как морские львы.
Мы шли на сближение при попутном ветре, противник же, напротив, убрав весла, почти неподвижно ожидал нашей атаки. В этом тоже не было ничего необычного, так было легче нацеливать удары баллист. Артиллеристы наших орудий были готовы, и стояли с зажженными факелами в руках.
Потом произошло необъяснимое. Когда наши передовые галеры уже вошли в зону, поражаемую метательными машинами, вражеские корабли, сделав по одному-два выстрела каждый, вдруг стали подниматься в воздух. Очень медленно, так мне показалось, их корпуса оторвались от поверхности. Вода ручьями бежала с их бортов, и море вокруг них вспенилось. Мы увидели, как из днищ их кораблей вырастает множество стальных шипов. Некоторые из них достигали полутора метров в длину.
По инерции наши суда продолжали двигаться вперед. Я думаю, что у нас было время отвернуть в сторону. Но замешательство и ужас парализовали волю людей. Лишь немногим удалось, изменив курс, уйти в море. Когда матросы начали приходить в себя, часть нашего флота уже находилась под кораблями врага.
Наши баллисты рассчитанные на стрельбу по судам, а не по птицам, были малопригодны для такого боя. И все же мы стали стрелять, в надежде поразить огнем хотя бы днища их кораблей. Особенную смелость проявили в этом бою корабли из Бериллы. Они первые вошли в боевой контакт с противником, когда его суда еще не набрали достаточной высоты.
Из своих орудий они сумели поджечь три неприятельских судна, но погибли тоже первыми. Как только галеры оказались под днищами царских судов, те стали быстро снижаться. Они давили галеры, как ореховые скорлупки. Те из воинов, кто не был задавлен или пронзен насквозь шипами, бросались в воду, срывая с себя тяжелые доспехи. Вражеские солдаты расстреливали их из луков и забрасывали дротиками.
Тогда нами овладела ярость. И когда часть наших галер уже стала обломками досок, плавающими рядом с оседлавшими их царскими кораблями, мы набросились на них, как стая псов набрасывается на медведя. Но остававшиеся в воздухе суда, обрушили на наши головы огонь и потоки стрел. Лишь нескольким нашим кораблям удалось пробиться к противнику. Но и тогда удача не сопутствовала нам. На каждом из кораблей врага находилось триста воинов, включая экипаж. Борта их судов в два раза превосходили наши по высоте. И сверху они расстреливали нас, как защитники крепости поражают подбежавших к стенам воинов врага.
Тогда я понял, что сражение проиграно. Я оставил поле битвы, спасая корабль и людей, многие из которых были ранены. Пользуясь нашей быстроходностью, я привел мою галеру в порт почти невредимой. Тот, кто не сделал так, как я, расстался с жизнью.