Зында толкнул локтем в бок задремавшего товарища.
— Пошто спишь? Давай, Миха, просыпайся. Гляди, едет кто-то.
В утреннем рассеивающимся тумане выступили силуэты всадников.
— Гляди-ка, много их. Наши ли, никак не разгляжу. Да просыпайся же ты.
Второй охотник потер глаза.
— Похоже наши. Верно те самые, что с северной границы едут. Давай, поскакали. Надо посты-то предупредить, чтоб не струляли.
Это действительно был отряд в полторы тысячи конников, прибытия которых ожидали в лагере. Однако, по причине незнания ими местности, они свернув с правильного пути, оказались в двух километрах от стен Саррасы. Когда туман рассеялся, они обнаружили свою ошибку. Командир приказал отряду развернуться, но было поздно. Со стен их уже заметила стража врага.
В городе барабаны забили тревогу. Солдаты, поднятые с постелей, бежали к своим лошадям, на бегу опоясываясь мечами. Отряд с севера, развернувшись, быстро, насколько позволяли его многочисленные обозные телеги, уходил в сторону гор.
В это же время два охотника, бывшие в ночном охранении, скакали по горной дороге, поднимаясь в лагерь, спеша сообщить своим о заблудившемся отряде. Так непредвиденно случайно началась величайшая со времен Задвиги Хромого битва на Западном материке.
Когда ворота города раскрылись, выпуская три тысячи конных всадников, оказавшихся под рукой у генерала Смайза, коменданта северной стены и начальника городских ворот, отряд был примерно в трех километрах от города и в восьми от лагеря Александра. Командир отряда полковник Ратурна, бывший начальник капитана Гидона, оценив обстановку, приказал солдатам развернуться и построиться для атаки. Выделив для сопровождения телег с продовольствием двадцать человек, он приказал им как можно скорее уводить обоз в горы. Одновременно с этим он послал двух солдат с донесением в лагерь.
Но еще до того как две конные лавы сшиблись со страшной силой на утреннем поле, Александр, срочно поднятый с постели, уже знал о случившемся. Приложив ладонь козырьком ко лбу, ибо поднимавшееся над стенами города солнце било ему прямо в глаза, он приказал трубить тревогу и общий сбор.
В это же время Царь выслушивал доклад генерала Смайза. Будучи в нехорошем настроении, ибо Царь не любил, когда его будили рано по ничтожным поводам, он быстро повеселел и пришел в возбужденное состояние. По рассказу генерала выходило, что на рассвете, воспользовавшись туманом, большой отряд вражеской конницы попытался скрытно подобраться к городским стенам. По мнению генерала, которое он и рискнул высказать, это была попытка совершения крупномасштабной диверсии с целью захвата и уничтожения четвертой ударной эскадры летающих кораблей, имевших своей базой пустырь недалеко от главных ворот.
— Но, ваше величество, наши оперативные действия сорвали замысел врага. На поле кавалерийская бригада уже громит конницу противника.
— Болван, — Вместо похвалы сказал Царь. Разве ты еще не понял, что сегодняшний день войдет в анналы истории как сокрушительная победа нашей великой Восточной армии над жалкими войсками Западного материка.
И тут же он приказал всем своим генералам выводить войска за городские стены и строить их для битвы. Его тщательнейшим образом продуманный план сражения предусматривал массированную конную атаку вражеской армии с последующим охватом ее с флангов. Затем в бой водились военно-воздушные силы. Они должны были обстрелять из луков и баллист центр Македонской фаланги.
Если же и после этого враг будет продолжать оказывать сопротивление, Царь предполагал выпустить на поле боя массы своей пехоты и окончательно раздавить противника. На крайний случай в резерве царя оставались десять тысяч Непобедимых. Бронированные с головы до ног всадники вселяли в Царя уверенность в непременной победе.
Одновременно с пехотной атакой предполагалось, используя часть летающих кораблей, высадить в район лагеря противника женский диверсионный батальон. Кроме облегченных мечей и небольших луков, на вооружении отряда были маленькие тростниковые трубочки. С их помощью террористки могли выпускать отравленную стрелу на расстояние в пятьдесят метров.
Слепо преданные своему повелителю, они отличались необычайной жестокостью. Вырезать мирную деревню в захваченной стране, отравить пищу неугодного вассала, сжечь запасы продовольствия врага было для них обычной повседневной рутиной. Среди прочих, в батальоне служили несколько особо резвых наложниц Царя, за известное поведение приговоренных к смерти. Но по личному указанию пострадавшей стороны, взрезание живота и медленное наматывание внутренностей на барабан колодца было заменено бессрочной службой в диверсионном подразделении.