Александр не возлагал больших надежд на генерала Астериана. И ум и сердце в один голос твердили ему, что битва будет проиграна. Но предстоящий разгром союзников не печалил его и не страшил. Если сегодня днем он сумеет разыграть свою карту правильно, это поражение может стать залогом будущей победы.
Внезапно мысли Александра изменили направление. Грохочущую музыку сражений сменила иная, тихая и печальная мелодия.
Оказавшись в центре полыхавшей на просторах всего известного мира войне, он редко задумывался о будущем. Война занимала все его мысли и чувства, но сейчас, в тишайший предрассветный час, он вдруг подумал о том, что будет после.
Конечно, существовала очень большая вероятность того, что это после никогда не наступит. Несмотря на свою силу и удивительные способности, он вполне отдавал себе отчет в том, что может погибнуть. До сих пор удача была благосклонна к нему, и все же, он чувствовал, что жизнь его, все убыстряясь, стремиться к какой-то ослепительно сверкавшей точке.
Пытаясь разглядеть ЭТО своим мысленным взором, он вынужден был отказаться от подобных попыток. Опыт ни о чем ему не говорил. Оставалось лишь строить предположения. Но единственное, что приходило на ум: ослепительная точка, в которой соединятся его мысли, поступки, желания и мечты, была концом его жизни, его смертью.
После того, как он получил новое сердце, мысли его на этот счет приобрели совершенно другое направление. Он больше не хотел умирать. Душа его жаждала покоя, но он не был уверен, что смерть этот покой дарует. Воспоминание об Острове Драконов коснулось его души.
«Может быть блистающая точка, к которой устремилась моя жизнь, и есть этот остров?» — подумал он.
Потом его мыслями овладела Зарина. Он вспомнил их прощание, перед тем как отправился в этот поход. Они поссорились. Зарина хотела лететь вместе с ним. Никакие здравые рассуждения не действовали на нее, и даже напоминание о том, что на ней лежит забота о детях, не остудило ее воинственный пыл. Она хотела быть с ним, словно чувствовала, что теряет его навеки.
Вообще, после смерти Жука в ней стали заметны перемены. Навещая ее в каюте, которую она занимала вместе с детьми на Артапраге, несколько раз он замечал следы слез на ее лице. Неуверенная улыбка, которой она пыталась отвлечь его внимание от покрасневших век, выходила грустной и неубедительной. И она, зная, что не в силах скрыть от него свое состояние, то замыкалась в себе, то впадала в нервное возбуждение, которое исчезало как дым, как только заканчивались ее силы.
В тот вечер, перед отбытием на театр военных действий, он ушел из ее каюты, в сердцах хлопнув дверью, не в силах сдержать раздражение, но уже в следующий момент понял, что поступил неправильно.
Его нечувствительность к ее печалям можно было оправдать войной, но Александр понимал, что это лишь отговорка. Дело было в другом. Просто, он больше не ощущал в себе прежней любви. Его чувства к Зарине изменились. В них присутствовали симпатия, жалость, уважение перед ее талантами, все что угодно, но, только, в них не было любви. До сих пор он боялся открыть эту правду и самому себе, предпочитая просто об этом не думать.
Однако сегодняшней ночью он преодолел страх, и сказал себе правду. И от этого, раздражение накопившееся в его душе, исчезло. Он понял, что она тоже не любит его той юной любовью, которую испытывала десять лет назад, и тоже боится признаться себе в этом.
Судорожные попытки Зарины удержать его возле себя объяснялись страхом. Страхом перед будущем, страхом остаться одной в стремительно меняющемся мире, где идет последняя война, страхом женщины имевшей так много и почти все потерявшей.
Стрела раскаяния пронзила его железное сердце, вызвав ноющую боль там, где ничего болеть не могло. Решение окрепло в нем. Если поход закончится благополучно, он сделает ей предложение. Возможно, сердце его сумеет вновь научиться любить. Ответит ли она ему согласием? Александр склонен был считать, что Зарина будет согласна.
За этими размышлениями Александр не заметил как начало светлеть небо на востоке, и на поле будущей битвы спустился туман. Огни костров побледнели и исчезли в белой пелене. Наступало утро, и звук трубы игравшей матросам пробудку, возвестил начало нового дня.
В центре и на правом фланге объединенной армии разместилась тяжелая пехота Синего Города выстроенная правильными квадратами, в центре каждого из которых располагалось большое количество вооруженных арбалетами стрелков. Их правый край прикрывали три тысячи конных амазонок. На левом фланге располагались войска союзников.
Александр с мстительным удовольствием отметил, что генерал Астериан не внял его совету. Возможно, у Енота просто не хватило твердости настоять на своем. Над нестройной толпой, которую представляли из себя отряды южан вздымались, словно огромные валуны, спины боевых слонов и носорогов. Около семисот колесниц прикрывали крайний левый фланг выстроившейся к бою огромной армии.
Над квадратами тяжелой пехоты реяли воздушные мины — меха наполненные горючим газом, от чего вся армия напоминала праздничную толпу, собравшуюся на карнавал во время Праздника Плодородия. Позади всего этого воинства возвышались башни с пушкам, выстроенные в одну линию.
В тылу находился многочисленный обоз, который с приходом союзников разросся до невиданных размеров и включал в себя значительное количество гражданских, бежавших с юга вместе со своими отступающими армиями.
В центре армии Тирао находились четыре мощные фаланги расположенные на некотором расстоянии друг от друга. Перед ними цепочка метателей дротиков и пращников. Промежутки между фалангами заполняли лучники. В тылу, вися низко над землей, в утреннем тумане маячили неподвижные силуэты тяжелых кораблей. На флангах, отодвинутая далеко назад, и потому казавшаяся немногочисленной притаилась Джихметская конница, по пятнадцати тысяч всадников с каждой стороны.
С этими, растянувшимися вправо и влево крыльями армия Тирао занимала гораздо более широкий фронт, чем войска Синего Города имевшие большую глубину.
На первый взгляд могло показаться, что благодаря глубокому эшелонированию армия союзников имеет неоспоримое преимущество в обороне и в нападении перед чрезмерно растянутой армией Тирао. Однако Александр, прекрасно знавший стойкость македонских фаланг перед любым нападением, исключая, пожалуй, лишь продолжительный обстрел из баллист, не обольщался на этот счет.
На самом деле, все было в точности наоборот. Генерал Астериан, сознававший слабость своей не обученной армии, старался за счет глубокого построения придать ей дополнительную стойкость. Тирао, рассчитывавшие на опыт и выучку солдат, растягивали фронт, угрожая своими мощными конными крыльями флангам неприятеля. Атака которую, по всей видимости, собирался предпринять генерал Астериан, нацелившись на центр вражеской армии, грозила обернуться катастрофой.
— Какие планы? — спросил Альдаон поднимаясь на капитанский мостик и становясь рядом с Александром.
— Ждать. — сказал Александр. — Что скажешь об этом? — он обвел рукой поле будущей битвы.
— Меня волнует, что я нигде не вижу флота Тирао. Возможно, они приготовили ловушку.
— Поверь, — сказал Александр, — Что Тирао не понадобиться никаких особых хитростей, чтобы разбить армию нашего доблестного генерала. Если не случиться чуда, союзники обречены. Причем разгром будет ужасным.
— Почему бы тебе не предупредить генерала об опасности? — спросил Альдаон глядя на Александра с тревогой.
Александр улыбнулся. — Судя по всему, генерал невысоко ценит мои советы. Но даже если бы он захотел меня послушать, я мог бы ему сказать лишь одно: убирайся отсюда к чертовой матери! Однако время упущено. Теперь он не может сделать даже этого.
Я думаю, что противник генерала, наш уникальный Гималай, намного превосходит этого потомственного военного и опытом и талантом. Кроме того, не стоит сравнивать закаленную в боях армию Тирао и войска Синего Города, который избегал воевать уже несколько сотен лет. А его южные союзники, хотя и воевали беспрерывно, но методами доставшимися им от их далеких предков.