Выбрать главу

В конце февраля 324 года, в то время как Гефестион вел южным путем основные силы армии Александра, вьючных животных и слонов в Персиду (через Таром-Фесу-Шираз), где не так сильны холода, Александр в сопровождении самых легких на ногу пехотинцев, кавалерии гетайров и отряда лучников направился прямиком в Пасаргады, новую столицу Персии почти в 500 километрах от Карманы. Здесь ему пришлось вновь выступить в роли судьи: отдал под суд повинного в преступлениях и святотатствах лжесатрапа Орксина, а потом передал его его же подданным, чтобы повесить, казнил царя-самозванца медов и персов Бариакса и его сообщников, виновных в заговоре, отдал распоряжение о восстановлении в парке гробницы Кира Великого, оскверненной Пуламахом, знатным македонянином, и наказал последнего. Наконец, Александр во всеуслышание объявил о том, что раскаивается в совершенном шестью годами ранее поджоге дворца в Персеполе. А чтобы еще решительнее подчеркнуть свое стремление к тому, чтобы в нем видели царя и заступника персов, Александр назначил сатрапом, то есть царским наместником в Персиде Певкеста, своего телохранителя. Это был тот самый храбрец, который спас царя в Индии, поблизости от Камалии, прикрыв его щитом, и который был весьма полезным и преданным его приближенным: он один из гетайров согласился носить мидийское платье и выучить персидский язык. Из уважения к местным обычаям, проезжая через Пасаргады, Александр раздал всем местным женщинам по золотой монете. Соединение с войсками Гефестиона состоялось в долине Шираза в начале весны 324 года. Затем еще 520 километров марша южнее Загра через Персидские ворота и долину Каруна, и около 26 апреля армия, предводительствуемая царем, прибыла во вторую столицу Дария Сузы, в 100 километрах к северо-западу от современного Ахваза (Хузестан). Здесь Александр произвел реорганизацию администрации, армии и экономики — тех трех великих механизмов, которые составляют для индо-иранцев и их индоевропейских потомков основу мироустройства. Великий царь, наследник Дария, должен был обеспечить в своем дворце, куда сходились все концы и начала, поддержание космического порядка.

Очевидно, именно в окрестностях Суз армия присутствовала при торжественном самосожжении старого индусского факира Калана, принадлежавшего к секте джайнов. Александр убедил его покинуть Пенджаб и присоединиться к находившимся при его штабе людям науки, философам и литераторам, которые расспрашивали Калану о метафизических предметах, а также нравах индусов. Неарх, Онесикрит и Харет, оставившие нам поучительный рассказ об этой смерти, надо думать, полагали, что Александр сделал этого «мудреца» своим другом и что его презрение к материальным благам и даже страданиям должны были подать пример солдатам и грекам вообще. Кажется, говоря с Александром о реинкарнации, Калана сказал ему, что скоро встретится с ним в Вавилоне, в чем окружение царя усмотрело некое предзнаменование. Переводчики не преминули сообщить царю, что слово «кала» на санскрите означает «конец», «смерть», «смертный час». Плутарх («Александр», 65, 5), утверждает, что мудрец обратился к грекам со словом kâle. Но что бы он ни говорил, это не было ни приветствие, ни звательный падеж от греческого слова, но именно форма слова «кала», что значит «уместно, вовремя». И когда развеялся дым от костра, поглотившего царского друга, время ускорилось необычайно. Как-то внезапно, за один год Александр ощутил на своих плечах бремя десятилетних завоеваний. Немного не доходя до Суз, поблизости от временного моста, по которому прошла сухопутная армия, Александр совершил жертвоприношения богам, которые вернули ему невредимыми корабли, а людей — живыми и здоровыми. В ходе устроенных здесь игр 41 человек из окружения Александра умер от перепоя и переохлаждения.

Царский мир

Первым деянием государя после его возвращения во дворец в Сузах было повеление схватить и казнить сатрапа Абулита и его сына Оксатра «за дурное правление Сузианой». Так же точно вел себя Александр и в Пуре, перейдя через пустыню, и в Кармане, и в Пасаргадах. Казнили и Геракона, которого жители Суз обвинили в разорении храма. Отныне все сосредоточивалось на личности царя, на возвеличивающих его власть церемониях и его столь же действенной, сколь и скрупулезной канцелярии, которую возглавил Эвмен Кардианский. Гефестиону, ближайшему другу царя, был дан ахеменидский титул хазарапатиша, «главы военного дома» или «главы тысячи яблоконосцев»[11] и дворцовых привратников, титул хилиарха, главнокомандующего кавалерией. Ему были также переданы административные полномочия, которыми располагал в Месопотамии предатель Гарпал, о побеге которого стало известно в марте 324 года. Гефестион исполнял обязанности Великого Визиря и в дворцовом этикете занимал «первое после царя место». Число телохранителей, личных советников и министров царя было доведено до десяти. Те, кто прославил себя подвигами — Гефестион, Певкест, Леоннат, Неарх и Онесикрит, — были торжественно награждены золотыми венками. Негодных сатрапов сменили гетайры, которые пользовались исключительным доверием царя. Всем велено было неукоснительно вносить подати и карать зачинщиков беспорядков. А в таких не было недостатка, ибо начиная с 325 года несколько греческих гарнизонов «дальних» сатрапий Согдианы и Бактрианы оставили места своей дислокации46 и овладели Бактрами, после чего скрылись. Беглецов следовало поймать в горах; индийские сатрапы повиновались лишь скрепя сердце, а вассальные царства Таксилы, обоих Паурав, Акуфиса, Абисара в Кашмире стали практически независимыми, при том, что им не переставал угрожать могущественный сосед из долины Ганга — честолюбивый Чандрагупта. Сердце империи билось на расстоянии двух месяцев пути от наиболее удаленных частей ее исполинского тела.

вернуться

11

Называвшихся так потому, что они были вооружены копьями, украшенными золотыми шарами в форме яблока. — Прим. пер.