Самый тяжелый удар новый эдикт нанес афинянам, так как теперь их обладание островом Самос становилось незаконным. Своего имущества и жилья лишались клерухи, жившие здесь уже сорок лет. Афины всегда выдвигали самые сложные и щекотливые проблемы, которые предстояло решать царю. С высочайшим авторитетом Афин вынужден был считаться даже такой человек, как Александр. Но Афины с их радикальными политиками, с их народом, склонным к различным крайностям, всегда были опаснейшим очагом беспорядков и волнений. При разумном правлении Ликурга и Фокиона город расцвел в политическом, экономическом и финансовом отношении. Об этом свидетельствовали не только великолепные здания, но и возродившийся военный флот. Не может быть сомнения в том, что сила Афин как морской державы была еще более опасна, чем патриотический шовинизм афинян. Александр и Антипатр стремились проводить если не уступчивую, то все же осторожную и тактичную политику по отношению к этому городу. Ведь Афины отказались в свое время от союза со Спартой и ускорили таким образом победу Антипатра. Однако отношения с Афинами ухудшились, когда Клеомен взвинчиванием цен на египетское зерно вызвал настоящий голод среди афинских граждан.
И тут пришло известие об эдикте Александра, а затем в Олимпию прибыл Никанор. Для Афин уход с Самоса означал катастрофу. Естественно, Афины решили воспротивиться эдикту, но по возможности уладить все дипломатическим путем. Однако в это время в Греции появился бежавший от Александра Гарпал с 6000 своих наемников, 30 судами и 5000 талантов и стал просить афинян принять его. При такой поддержке соблазн пойти на открытое восстание был очень велик.
В царском придворном лагере очень серьезно относились к возможности военных столкновений. Дошедшее до нас описание одной сцены в Экбатанах прекрасно иллюстрирует настроение в лагере. Осенью 324 г. до н. э. с большой торжественностью и пышностью проводились празднества в честь Диониса. Приподнятое настроение царило в театре, где проходил праздник. Глашатаи выступали один за другим, восхваляя царя и поднося ему дары. Уже упомянутый нами Горгий превзошел всех. Покрывая шум толпы, прозвучали слова глашатая: «Горгий, командир метательных орудий, подносит Александру, сыну Аммона, венок ценою в три тысячи золотых. Но если царь подвергнет осаде Афины, то Горгий пожертвует десять тысяч воинских доспехов, столько же катапульт и артиллерию, необходимую для ведения войны»[359].
Но дело пока не дошло до крайности. В Олимпии Демосфен уже вел переговоры с Никанором, к тому же Афины отвергли предложения Гарпал а. Его наемникам пришлось остаться на мысе Тенар, а он сам прибыл в Афины и был там схвачен. У Гарпала было конфисковано 700 талантов. Однако требования македонян о его выдаче афиняне отклонили. Вскоре в Афинах разразился скандал: содержавшийся под стражей Гарпал бежал, большая часть денег тоже исчезла. Но так как Гарпал по пути на Крит был убит одним из своих людей, дело заглохло. А вопрос о Самосе все еще ждал своего разрешения. Афины пытались избежать войны, но при этом ни в коем случае не хотели отказываться от острова. Леосфен уже собирал наемников на Тенаре. Над Эгейским морем нависла угроза.
Неверно было бы полагать, что Александр избегал столкновения с Афинами, ведь это почти единственный греческий город, который не захотел склониться перед новой автократией. Повсюду, за исключением Афин, царь мог быть доволен действием своего эдикта, который в конечном итоге мог привести к миру и уже теперь с достаточной ясностью демонстрировал непреложную суть нового управления империей. К тому же против эдикта ни с чьей стороны не было выдвинуто никаких принципиальных возражений, и меньше всего со стороны совета Союза.
Вскоре после того как Коринфский союз потерял свое значение, было, по-видимому, уничтожено и особое положение греческих городов, объединенных Ионическим протекторатом. Возможно, сообразуясь с географическим положением, их собирались присоединить к малоазийским сатрапиям.
Александр по-прежнему относился к эллинам крайне благожелательно; об этом свидетельствует, например, его распоряжение о возвращении всех жертвенных даров, похищенных некогда из Греции персами. Однако расхождения с Аристотелем не сгладились и теперь, ибо против философа была бессильна власть покорителя мира. Но в конце концов, так думал Александр, старец должен понять, что для противопоставления эллинов варварам в современном мире нет места. Его рекомендация — управлять одними народами «гегемонически», а другими «деспотически» — устарела. Ведь эдикт об изгнанниках означал конец гегемонического принципа, а принудительное расселение греческих наемников на Востоке говорило о том, что деспотический принцип начал действовать и по отношению к грекам.