Но следующий день принес с собой третий приступ невероятной силы. По-видимому, он и был решающим для исхода болезни. Возможно, даже Александр почувствовал это. Ведь со всей свойственной ему волей и упорством этот всемогущий человек пытался побороть демонические силы, таящиеся в лихорадке. Находясь в жару, он принял ванну, совершил жертвоприношение, вновь призвал к себе военачальников. Несмотря на озноб и жар, он объявил, что сроки должны быть соблюдены и все подготовлено к завтрашнему дню, назначенному к выступлению войск. Вечером царя принесли в купальню. Приступ прошел, но общее состояние больного не улучшалось. Особенно тяжелой была следующая ночь.
Утром вновь начался сильный жар. Чтобы хоть как-нибудь его умерить, больного перенесли в беседку на берегу пруда. Собрав всю свою железную волю, Александр вновь совершил жертвоприношение. Когда жар спал, он собрал военачальников, дал приказ выступать, говорил даже о новых назначениях в армии. Но на следующий день Александр чувствовал себя уже совсем плохо, а потом вновь начался приступ лихорадки. С трудом царю удалось совершить еще одно жертвоприношение. Несмотря на это, Александр все еще думал о начале экспедиции, хотя установленные сроки были нарушены. Он захотел вернуться во дворец и повелел, чтобы туда прибыли высшие военачальники. Это был его последний приказ. Александр еще повелевал, как он привык, сообразуясь со своей безграничной волей и властью. Разве воля и власть этого человека, который теперь боролся со смертью, не были всегда безграничны? Разве он не победил с их помощью персов, не заставил повиноваться своих сподвижников и войсковое собрание? Разве дельфийская пифия[393] не вознесла ему хвалу как непобедимому боту? Разве он не был правителем мира и сыном Аммона? И хотя он теперь боролся с недугом, как любой смертный человек, неужели он не выйдет победителем из этой борьбы? Но, преодолевая жар и лихорадку и надеясь на выздоровление, он все же думал не только о своем земном существовании, но и о своей поистине божественной идее, об империи, о новом прекрасном мире, который еще не был построен и ждал своего завершения. Он думал об Аравии и Карфагене, о великих стройках, о слиянии наций, о человечестве. Если на самом деле существуют божественные силы, они должны помочь ему. Но воля и власть, Аммон и Асклепий на этот раз оказались бессильны.
По-видимому, организм царя, очень ослабленный ежедневными приступами малярии не мог сопротивляться сразу двум болезням; второй болезнью было либо воспаление легких, либо вызванная малярией, скоротечно протекающая лейкемия (белокровие)[394]. Поэтому не прекращался жар, постоянно мучивший больного. На следующий день силы больного совсем иссякли. Александра перенесли во дворец, где он задремал, но когда проснулся, то уже не мог говорить от слабости. Он еще узнавал своих военачальников. Пердикка не отходил от ложа больного, и умирающий передал ему кольцо с царской печатью[395].
С каждым днем в покоях больного становилось все тише, а вокруг дворца росло беспокойство и волнение. До тех пор, пока не были отменены приказы о начале экспедиции, войска не теряли надежды и веры в силу своего всепобеждающего царя. Но когда прошли все назначенные сроки, а известия о больном становились все менее утешительными, когда военачальники стали переговариваться друг с другом только шепотом, возникло страшное подозрение, перешедшее затем в уверенность: любимый царь уже умер, и это пытаются скрыть. Старые воины — теперь это были уже не те люди, которые бунтовали в Описе и отказывались идти вперед на Гифасисе, а верные воины, разделявшие с царем невзгоды, опасности и победы, — собрались и проникли во дворец. Их пустили к умирающему. И они проходили один за другим, без оружия, осторожно и тихо ступая, мимо царя, который не мог уже говорить и приветствовал их только движением глаз. Чудом казалось, что он еще жив; последнее, что он видел на этой земле, были его верные воины.
Надежды уже не было. После того как помощь не пришла ни от Аммона, ни от богов Греции, приближенные в отчаянии решили просить ее у вавилонского бога-врачевателя. Местные жрецы наставили их, как совершить обряд, испрашивая помощь от болезни. Мрачен был ответ божества: «Для царя лучше оставаться там, где он пребывает теперь».
394
О различных взглядах на причину смерти Александра см.: А. В. Bosworth. — Cl. Qu., № 65, 1971, с. 112 и сл.
395
Этот факт упоминают только Клитарх и те историки, которые восходят к нему (Curt. X, 5, 4; Diod. XVII, 117, 3; Justin. XII, 15, 12). Курций (VI, 6, 6) пишет, кроме того, что существовали две печати — македонская и персидская. Возможно, Пердикка как командир первой илы гетайров получил персидскую печать, для того чтобы издавать местные приказы, но это вовсе не означало передачи ему верховной власти. При жизни Александра он никогда не назывался хилиархом.