В противоположность Филиппу у Александра невозможно обнаружить склонности к маневрированию, приспособляемости к обстоятельствам и самоограничения. Александр склонен был приспосабливать не себя к обстоятельствам, а обстоятельства к себе. По характеру Александр никак не напоминал Одиссея. Скорее его можно было сравнить с Ахиллом — его блистательными победами, великим одиночеством и бешеным гневом.
В заключение можно сказать, что Филипп не был апокалипсическим разрушителем старого мира. Он лишь стремился усовершенствовать тот мир, из которого вышел сам, в нем оставаясь. Его можно назвать исполнителем движущих сил истории, которые таились в недрах македонского общества. Мечты Александра были направлены далеко в будущее. Он не нашел объекта для усовершенствования, поэтому ему оставалось лишь разрушить и уничтожить старое, чтобы его мечта стала реальностью.
И тем не менее одно качество было свойственно обоим — бесконечная преданность своим целям, своим широким замыслам, с той разницей, что у Александра сама цель и ее творец слились воедино. Оба они при всем различии средств и целей были одержимы своей идеей — как тот, кто просто исполнял требования времени, так и тот, кто был устремлен в будущее. Филипп интуитивно ощущал ту опасность, которая таилась в жестоком произволе, порождаемом безграничной властью, и поэтому предпочитал по возможности обходиться без грубых форм принуждения. Александру же была уготована более тяжелая участь — стать разрушителем ради насаждения нового, а это не исключало жестокости. Таким образом, в Александре на протяжении всей его жизни боролись две силы — любовь к созиданию и дух разрушения.
Желая понять Александра, необходимо представить себе характер Филиппа и его политические задачи, поэтому в этой главе мы обстоятельно рассмотрели личность Филиппа. Тень отца достаточно долго витала над военными планами Александра. От идеи Филиппа полностью не мог отказаться даже такой человек, как Александр.
Подобно всем Аргеадам, Филипп окружил себя избранным кругом придворных. Поэтому Александр, будучи наследником, а затем царем, вынужден был вращаться в кругу придворных своего отца. Таким образом, описав подробно придворных и гетайров — тесный круг приближенных, а также множество незнатных «гостей царя», мы познакомимся со сподвижниками Филиппа, его сотрапезниками, которых царь приглашал к своему столу на более или менее длительный срок.
Из приближенных первым заслуживает нашего внимания Парменион. Он принадлежал к высшей знати и был на восемнадцать лет старше Филиппа. Опытный, рассудительный и умный, Парменион считался лучшим советником Филиппа, который утверждал, что за все время его правления Парменион был единственным, кого он мог назвать настоящим полководцем. Несомненно, это был наиболее способный помощник Филиппа не только на поле сражения, но и в период организации новой армии.
Вторым соратником царя был Антипатр. Он служил еще Пердикке, следовательно, был уже зрелым человеком, когда Филипп достиг власти. Царь на него полностью полагался: в то время как Филипп спокойно спал или пировал, его верный друг был трезв и бодрствовал. Лучше всего он проявлял себя как политик и дипломат, и прежде всего в сношениях с греками. Эллинская культура была ему ближе, чем Пармениону: Антипатр имел связи с греческими философами и даже сам писал книги. Первого своего царя и господина он увековечил, написав книгу «Иллирийские подвиги Пердикки». При дворе каждый из этих вельмож имел братьев и сыновей, представлял своих родственников и тот род, к которому принадлежал. То же относится и к другим знатным придворным — ловкому Алкимаху, знаменитому Клиту и прежде всего гордому Атталу. Во времена Филиппа при дворе появилась и знать из горцев. Вместе со своими семьями они переселились в Пеллу, где играли важную роль.