«Что он там показывает? — думал Сашка. Ему тоже хотелось посмотреть рисунки Брызгина, но подойти к нему, недругу своему, Сашка считал унизительным для себя. — Наверно, мне пыль в глаза пускает. Завлекает». А сам с завистью приглядывался и прислушивался. Да, эти ребята, кажется, везде хорошо себя чувствуют: в цехе, в школе, в клубе. Только он, никому не интересный, никому не нужный, нигде места себе не находит. А когда-то и он рисовал Днепр и добивался, чтобы вода поблескивала, как живая.
Брызгин заметил его отчужденность и, к крайнему изумлению Сашки, запросто позвал, будто они и не ссорились:
— Чего там в углу притулился? Иди смотри наши рисунки.
Но Сашка резко ответил:
— Больно нужна мне твоя мазня! Детские забавы! — и повернулся к гармонисту.
Виктор Чайка играл на баяне и с улыбкой смотрел на ребят счастливыми глазами, как бы спрашивая: да понимают ли они всю прелесть звучания песни?! Смотрел он и на Сашку, на расстегнутый и лихо откинутый ворот его черной сатиновой рубахи, из-под которой выглядывала полосатая матросская тельняшка. Вызывающий вид его будто говорил: наплевать мне на вашу аккуратность! Но Виктору приятно, что Сашка так внимательно слушает музыку. Вот глаза их встретились, и Чайка, перестав играть, подмигнул:
— Будь как дома, парень. Что стенку подпираешь? Ближе сюда иди!
Сашка ничего не ответил.
Чайка, тряхнув чубом, припал щекой к баяну и снова заиграл, подпевая:
«Да ведь это же любимая моя! — подумал Сашка. — Откуда он знает про это?» — И опять заслушался, склонив голову.
Вдруг раздался пронзительный свист. У двери появился высокий толстый парень с маленькими медвежьими глазками и вызывающей ухмылкой на широком рябом лице.
На него гневно зашумели ребята:
— Не мешай, Клыков! Не свисти!
Клыков, подняв кулак, пробасил:
— А ну дорогу! Графу Скуловороту.
Вперед выступил Виктор Чайка, тряхнул белявым чубчиком:
— Ну, ты, осколок старого мира, воспринимай культуру без мордобоя и свиста.
Все засмеялись. Видно, совсем не в почете здесь это чучело, именующее себя графом Скуловоротом. Но «граф» засопел и принял гневно-высокомерный вид.
— Нужна мне твоя культура, как шлея кобыле! Я сам из любого осколков наломаю. Граф Скуловорот еще никого не боялся. Верно, Жак Паганель?
— Верно, мы такие! — пропищал худенький рыжеволосый паренек, забежав вперед и заискивающе хихикая.
«Тимошка!..»
Сашка остолбенел от изумления, узнав своего прежнего дружка и спутника. Но ему было неприятно, что Тимошка так юлил перед Клыковым. Стоило ли из-за него так терзаться, когда потерял его?
А Тимошка уже бежал к нему:
— Сашка, друг, ты меня не признал? Вот здорово, что мы встретились! — И сразу спросил о том, что больше всего, видно, волновало его: — Нравится тебе в этой богадельне?
— Как в могиле, — поморщился Сашка.
— Вот здорово! — обрадовался Тимошка и, отчаянно прищурив один глаз, быстро и загадочно зашептал ему в ухо: — Значит, скоро улетим…
Он позвал:
— Эй, граф Скуловорот, сюда!
Клыков важно, вперевалку подошел к ним и до хруста сжал Сашкину руку.
— Терпи, — мрачно ухмыльнулся Игнат Клыков. — Железные тюремные решетки и ломы гну этими руками. И не родился еще на свет человек, кого б я боялся.
Тимошка опять заискивающе хихикнул:
— Он такой! Страшенная сила. Никого и ничего не боится. С ним можно хоть на край света… А ты, Сашка, как попал сюда?
Они отошли в угол.
Тимошка тряхнул своей огненно-рыжей головой и опять таинственно подмигнул Сашке:
— Так вот мы с ним все и обдумали… Подговорим еще с десяток хлопцев — и улетим, как те журавлики. — И руками, как крыльями, помахал: — Кур-лы, кур-лы… К Алмазной горе или на Амур, на Камчатку или куда захотим полетим…
Сашка вспомнил, как он сам с завистливой тоской смотрел на улетающих журавлей. Ну, просто думы его разгадал Тимошка. Что же тут еще раздумывать? Конечно, хорошо, что у него нашлись единомышленники.
Сашка уже не чувствовал себя таким одиноким. Не надо больше ему унижаться перед ненавистным зазнайкой Брызгиным и терпеть насмешки ребят.
— Ладно, попробуем… А то меня одного тут совсем загрызли.
Про себя Матросов решил: он будет у них вожаком, потому что Клыков малограмотен, явно глуповат, хотя и чрезмерно самоуверен, как и все неумные люди. А слабосильный, безвольный Тимошка и прежде шел у Сашки на поводу.