Время выиграет Голямбек. У него не монгольский тумен, поэтому им и должно пожертвовать.
Неспешно добравшись до этого решения, Субедей-багатур взял чашу и с удовольствием отхлебнул глоток кислого, отлично выдержанного кумыса. И его помощники тоже подняли свои чаши и тоже выпили по глотку.
— Чингис повелел захватить тучные пастбища, без которых мы не сможем покорить земли стран заходящего солнца, — торжественно начал Субедей-багатур. — Мы вышли на край степей, которые топчут половецкие табуны. Нам необходимо осмотреть их, узнать ограничивающие их реки и испытать силу половцев. Такова часть поручения, возложенного на нас. Голямбек, ты отвечаешь за дружбу и безопасность торговых людей. Что поведали они тебе о половцах и их соседях?
— В Половецкой земле несколько кочующих орд, но над ними нет единого хана. Однако при опасности они выставляют общее войско, которое может быть усилено дружинами их соседей — русичей, породнившихся с половецкими ханами. В странах, лежащих в краю холодного солнца, находятся сильные русские княжества, защищённые от степей полосой непроходимых лесов. Там негде пасти табуны, и это все, о чем поведали мне торговые люди.
— Станут ли они помогать половцам?
— Этого никто не знает.
— Значит, ты плохо расспрашивал их, — с неудовольствием отметил Джебе.
— Закон и обычай запрещают расспрашивать торговцев с пристрастием.
Субедей— багатур шевельнул рукой, и оба командира сразу примолкли.
— Чогдара, — негромко сказал он, ни к кому не обращаясь.
Один из двух телохранителей, неподвижно стоявших у входа, почтительно склонился и тут же вышел.
— Голямбек сделал возможное, а за невозможное не бранят, — сказал Субедей-багатур. — Каждый должен быть тем, кем должен быть.
Вошёл молодой, ладно скроенный монгол. Низко поклонился у порога и лишь по мановению руки Су-бедей-багатура приблизился к боевым вождям. И замер в ожидании.
— Ещё в Тавриде я повелел дать тебе трех русских купцов, чтобы они обучили тебя своему языку.
— Твоё повеление исполнено, господин.
— Что ты узнал из бесед с русскими?
— Все трое оказались из северных княжеств. Из Новгорода, Владимира и Твери. Я знаю только то, что они мне поведали, господин.
— С кем они воюют?
— Между собой. Почти десять лет назад в одной из таких битв погибло около десяти тысяч воинов.
— Жаль, что они не воюют с половцами, а убивают друг друга.
— Я узнал, кто постоянно воюет с половцами, господин.
— Враг моего врага всегда может стать моим союзником. Ты это хотел сказать?
— Союзников определяет вождь, господин. Однако эти люди отлично знают половецкие степи, места кочевий и речные переправы.
— Что же это за народ?
— Их называют бродниками. Они живут на реке Дон, исповедуют веру во Христа и говорят на русском языке. Верховная власть принадлежит атаману, которого выбирает войсковое собрание. Круг, как они говорят. Сейчас ими правит атаман Плоскиня.
— Ты принёс добрые известия.
Субедей— багатур надолго замолчал, и в юрте воцарилась тишина. Потом старый воин неторопливо наполнил собственную чашу кумысом и протянул её молодому человеку. Чогдар благоговейно принял чашу двумя руками и с неторопливой торжественностью осушил её до дна.
— Глупый человек исполняет повеление, непременно что-то при этом упустив, — сказал Субедей-багатур. — Умный исполняет его буквально и безошибочно. Но только мудрому дано расширить повеление во имя главной цели. Ты разумен, Чогдар. Ты поедешь к этим бродникам и убедишь их атамана не только дать нам самых опытных проводников, но и ударить половцам в спину по моему приказу. Такие услуги требуют жертв, а жертвы — оплаты. Оплатой будет наше покровительство, и ты, Чогдар, моим именем дашь атаману Плоскине в этом высокую клятву.
В Киеве узнали о вторжении задолго до того, как Субедей-багатур отдал Чогдару повеление ехать к бродникам. Ещё зимой к князю Мстиславу Галицко-му примчался гонец от его тестя половецкого хана Котяна с известием, что воинственная татарская орда, перевалив Кавказский хребет, ворвалась в кубанские степи, где не только разогнала аланов и потрепала черкесов, но и разгромила зимовавшие там ко-ши половцев.
— На вас идут, князь! На Киев! Пощады не знают, и силы их огромны!
Известия эти Удалого не испугали, поскольку ему хорошо была знакома склонность половцев к сильным преувеличениям, но — насторожили. Появление новых кочевников на границах Руси неизбежно нарушало и без того шаткое равновесие между Киевом и землёй Половецкой, а родственные узы — он был женат на дочери Котяна — обязывали помочь. Он не любил своего двоюродного брата Мстислава Киевского, но в данном случае без поддержки обойтись было невозможно, и он немедленно созвал на съезд владетельных князей. Князья откликнулись не столько из-за нашествия, сколько из соображений политических, поскольку почти все были связаны с половцами либо родственными узами, либо договорными обязательствами, да и ссориться с Котяном никто не хотел. Половецкие сабли не единожды участвовали в бесконечных удельных распрях, посильно помогая
«ровно нести Русь», давно утратившую не только веру в необходимость единения, но уже свыкшуюся с мыслью «если не я за себя, то кто же за меня?».
Потому— то и съезд для тех смутно-дроблёных времён оказался весьма представительным, собрав сразу шестерых князей, из которых трое оказались тёзками: Мстислав Удалой, Мстислав Киевский и Мстислав Черниговский, из-за чего его долгое время называли съездом «трех Мстиславов». А кроме них прибыли ещё три удельных князя: Север-ский, Смоленский и Волынский. Однако число «6» оказалось неудачным, поскольку было чётным, и высокие представители ловко использовали эту арифметику, лавируя так, чтобы в результате все время появлялось равенство «3+3», не давая тем самым большинства ни одной из сторон. Это был испытанный приём толчения воды в ступе, пока не лопнет терпение. Не без основания полагали, что такового менее всего у Мстислава Удалого, но как раз-то Удалому больше всех нужно было согласие, и он терпел. Терпел до тех пор, пока не заорал народ киевский на обледенелом Владимирском спуске, после чего с облегчением вздохнул и тайно перекрестил пупок.