Крестоносные завоеватели сжигали деревни, угоняли крестьянский скот, уводили в полон женщин и детей, разоряли боярские и купеческие имения. Сопротивлявшихся безжалостно убивали в назидание другим. Погорельцы бежали в вольный город из многих волостей, ища помощи и защиты от ворогов.
Древнерусский летописец с печалью пишет о приходе орденских братьев на новгородские земли: «А на волость Новгородскую наидаша немцы, литва, чюдь и поимаша на Луге вси кони и скот, и нельзе бяше фати по селам и нечем». Сельская местность подвергалась полному разграблению отрядами ливонских рыцарей. В самом Новгороде вскоре возникли большие трудности с доставкой в город продовольствия, началось голодное время.
Орденские братья, окрыленные своими успехами на землях Великого Новгорода, по словам летописца, с уверенностью заявили: «Упорим (то есть подчиним) славянский язык себе», то есть русских людей, еще не плативших дань Золотой Орде. Как славян-пруссов, ливов, эстов…
Вскоре Ливонский орден официально причислил Водскую и Ижорскую земли к владениям Папы Римского. Тот любезно передал свои новые владения на европейском Севере эзельскому епископу Генриху, который, в свою очередь, поделился ими с рыцарями меча и креста.
Простой люд новгородский, да и многочисленное купечество, на вечевых сходах стали требовать от боярства вернуть на княжение Ярославича. Не осталась в стороне и церковь — «латыняне» вновь грозили русскому православию. Именитые горожане и боярство, не без принуждения черного люда, с покорностью обратилось к великому князю владимирскому Ярославу Всеволодовичу с просьбой отпустить своего сына на княжение в город на Волхове. Но не Александра, а младшего — Андрея.
Ярослав Всеволодович отпустил того на княжение с малой дружиной. Новгородцы, «сдумавше» хитрость боярскую, уже сурово потребовали от бояр выполнить вечевое решение: вернуть Александра. Боярской верхушке пришлось подчиниться — терпение черного люда испытывать не приходилось. В противном случае простой народ мог разгромить в одночасье их хоромы, пожечь дворы под звон вечевого колокола, а то и «побить» знать с их слугами, побросать с моста в глубокие и холодные воды Волхова.
Новгородское посольство в Переяславль-Залесский возглавил сам архиепископ новгородский Спиридон. Он с горечью сообщил Александру Невскому о разорении немецкими рыцарями новгородских и псковских земель и привел кичливые слова орденских братьев: «Славяне не могут быть никем иным, как только нашими рабами».
Забыв недавние обиды и помня о ратном долге перед Русской землей, князь Александр Невский летом 1241 года вместе с посольством вернулся на княжеский престол в вольный город Новгород. Новгородцы встретили его с радушием и надеждой: враг стоял уже не на границе, а на подступах к вольному городу, всего в дне верховой езды от его ворот.
Радостно встреченный горожанами их «излюбленный» князь-полководец сразу же стал принимать дела правителя средневековой боярской республики. Дело, собственно говоря, перед ним на первых порах стояло одно — изгнать незванных гостей из Копорья, с Водской пятины. Именно оттуда нависала над Новгородщиной смертельная опасность ливонского нашествия. «Псы-рыцари» стояли на пороге родной земли и уже вовсю хозяйничали там, не встречая пока вооруженного отпора со стороны Великого Новгорода, у которого до возвращения князя Александра Невского так и не нашлось испытанного и решительного воеводы.
Александр Ярославич без промедления стал собирать новгородское — городское и сельское — ополчение. Теперь уже большое — не то, что он год назад водил на шведов-крестоносцев. В ополчение вошли новгородцы и ладожане, многие из которых участвовали в битве на невском берегу. Карелы и ижоряне прислали в помощь свои дружины. В час смертельной опасности вольный город демонстрировал всем свою военную мощь.
Ливонцы было забеспокоились, но из-за самоуверенности не придали большого значения военным приготовлениям вернувшегося на княжение переяславского князя. Они заявляли: «Пойдем и победим Александра и возьмем его руками», на что Александр Ярославич сказал: «Рассуди, Боже, спор мой с этим высокомерным народом». Он, как никто другой, верил в скорую победу и изгнание крестоносного рыцарства с Русской земли. В этой вере и заключалась сила великого полководца Древней Руси.
Общая беда «смирила» вольный город. Вечевой колокол теперь призывал только к отпору иноземным захватчикам. На время утихли распри между боярскими родами и теперь совет господ послушно, с пониманием относился ко всем требованиям князя, которому были «рады все новгородцы». Ополчение собиралось быстро, на его вооружение шло все, что имелось в запасах у самых богатых горожан. Кузницы работали с восхода до захода солнца — большие деньги тратились на то, чтобы как можно лучше вооружить городских и особенно сельских ратников новгородского ополчения.