Первое после императрицы место в государстве занял ее фаворит, «светлейший» князь Григорий Потемкин, считавший крепостное право непоколебимым устоем монаршей власти.
Пугачевское восстание понудило многих дворян-оппозиционеров изменить свое отношение к «самовластию». Напуганные «крестьянской войной», они увидели в самодержавии незыблемый оплот крепостничества.
Казнь Пугачева была своеобразным праздником для дворян, съехавшихся в Москву из губерний, еще недавно охваченных восстанием. А немного позже, через две недели, они имели возможность любоваться торжественным выездом императрицы, прибывшей в Москву со своим двором, чтобы отпраздновать годовщину Кучук-Кайнарджийского мира с Турцией.
Екатерина пробыла в Москве до 20 декабря, посещая соседние монастыри, города и богатые усадьбы. Так дворянство справляло кровавую тризну на трупах казненных и замученных крестьян.
В это время Радищев тоже был в Москве.
В 1775 году он вышел в отставку с чином секунд-майора и женился на молоденькой племяннице Александра Рубановского, своего товарища по лейпцигскому университету, Анне Васильевне Рубановской.
С семьей своего брата, «дворцовой канцелярии бригадира» Василия Кирилловича Рубановского, Александр Рубановский познакомил Радищева вскоре после возвращения из Лейпцига. Радищев полюбил старшую дочь бригадира Анну, миловидную девушку с тонким худощавым лицом и веселым взглядом больших прекрасных глаз.
А. В Радищева, жена А. Н. Радищева.
Не ей ли посвящена «Песня», написанная Радищевым в традиционном Плане жеманной любовной лирики XVIII века?
Он стал частым гостем в доме Рубановских. Анна Васильевна вскоре ответила взаимностью на его чувство, но ее родители, желавшие повыгоднее устроить судьбу дочери, не сразу согласились выдать ее за Радищева.
Получив, наконец, их согласие, Радищев съездил в Аблязова испросить благословения своих родителей.
Путь его лежал по тем местам, по которым только что пронеслась буря «крестьянской войны», где были свежи воспоминания о Пугачеве, пугачевцах и о свирепой расправе с крестьянами.
Свадьбу отпраздновали в Москве.
После смерти своего тестя, Василия Кирилловича Рубановского, Радищев с молодой женой и тещей поселился в Петербурге, в доме Рубановских на Грязной улице[80]. Сестры Анны Васильевны, Елизавета и Дарья, обучались тогда в институте для благородных девиц — в Смольном — и дома не жили. Но вскоре, когда они окончили институт и вернулись домой, когда у Радищева появились дети, всем вместе жить стало тесно.
Рубановские имели еще один каменный двух-этажный дом на Миллионной улице, — можно было бы переехать в него. Но большая и дружная семья, повидимому, не хотела разлучаться. К тому же Грязная улица, не оправдывая свое название, была хорошим уголком. На ней было много садов, огородов, а двор Рубановских был одним из самых обширных и богатых зеленью.
Во дворе был большой запущенный сад с прудом. В саду множество старых фруктовых деревьев, кустов роз, много клубники.
Впоследствии, в 80-е годы, Радищев построил на этом дворе каменный дом для своей семьи.
В этом доме Радищев написал оду «Вольность», написал и отпечатал в домашней типографии знаменитую книгу «Путешествие из Петербурга в Москву».
Радищев много читал, занимался науками; правом, медициной, увлекался химией. По словам его сына, «химия была одно время его любимым упражнением, в доме его химическая печь была всегда в деле. У него гнали водку, спирт, купоросное масло, гофманские капли, всякого рода духи, воду земляничную и черемушную…» [81]
Но значит ли все это, что Радищев замкнулся в узком мирке семейных радостей и только им ограничивал круг своих интересов?
Он был молод, полон сил и лучших стремлений. Он вышел в отставку, понимая, что ни гражданская, ни военная служба не дадут ему возможности в полную меру сил работать на благо народа.
«О вы, управляющие умами и волею народов властители! — писал Радищев в «Житии Ушакова». — Как часто вы бываете близоруки, утушая заквас, воздымающий сердце юности».
Этот «заквас» не был утушен в нем сгущавшимся мраком деспотизма, свирепого крепостничества. Радищев хотел бороться с этим мраком. У него было единственное оружие, с помощью которого он мог отстаивать свои мысли, свои идеи: перо писателя. И эти тихие годы жизни в стороне от «света» были для него годами созревания. Но должны будут пройти еще годы и годы, прежде чем его голос будет услышан…
В 1777 году Радищев снова поступил на службу, в так называемую «коммерц-коллегию» — правительственное учреждение, основанное Петром I «для покровительства торговле».
Повидимому, он остановил свой выбор на коммерц-коллегии потому, что работа в ней отвечала его постоянному интересу к вопросам экономики.
Президент коммерц-коллегии граф Александр Романович Воронцов, человек деловой, властный, с «кремневым» характером, не слишком охотно принял Радищева на службу, ошибочно предполагая, что имеет дело с легкомысленным и пустым «петиметром»[82], ищущим местечко поприбыльнее и потеплее.
В коммерц-коллегии Радищеву в скором времени довелось подвергнуть нелегкому испытанию свои нравственные качества — честность и стойкость убеждений.
А. Р. Воронцов
Несколько браковщиков пеньки обвинялись в упущении по должности. Все члены коллегии и сам президент считали их виновными.
Радищев, младший член коллегии, внимательно разобрал их дело и нашел, что браковщиков осудили несправедливо. Он отказался присоединиться к общему приговору. Напрасно его убеждали не перечить президенту. Радищев отвечал, что скорее откажется от службы, чем от своего справедливого мнения.
Воронцов, узнав об этом, разгневался. Он думал, что Радищев получил взятку от браковщиков. Он вызвал Радищева, долго беседовал с ним и был поражен его нравственной стойкостью.
Браковщиков оправдали. Радищев с тех пор нашел в Воронцове друга и покровителя.
Воронцов занимает немаловажное место в жизни Радищева.
Граф Александр Романович при всей твердости своего характера отличался осторожностью в поступках и выражениях — качеством, приобретенным в результате долгой жизни в тогдашнем Петербурге, при дворе. Настроен он был весьма оппозиционно.
Воронцов был также одним из образованнейших людей своего времени. Он живо интересовался наукой и литературой. Вероятно, именно это, а также его отрицательное отношение к потемкинской диктатуре сближало его с Радищевым.
В 1780 году Воронцов писал в письме своему отцу, который должен был во время поездки в имение увидеться с отцом Радищева:
«Я очень люблю сына его, который при мне два года был в Коммерц-коллегии, а теперь помещен в таможню к коллежскому советнику Далю. Я его государыне рекомендовал так, как наиприлежнейшего человека и который со временем может полезным быть в службе; сверх того, скромностью и честностью поведения Николай Афанасьевич может радоваться сему сыну…»
Этот видный екатерининский вельможа, сделавший впоследствии все, что было в его силах, чтобы облегчить участь осужденного Радищева, зная, что его обвинят в сообщничестве «бунтовщику», и предпочитающий выйти в отставку, но не ослабить помощь изгнаннику, представляет собой исключительное явление на фоне моральною разложения и беспринципности придворной знати. Недаром Радищев называл Воронцова «душесильным».
В коммерц-коллегии Радищев работал с полным сознанием своего долга перед родиной; этого требовало его представление о патриотизме.