Стояла весна… В саду пели птицы, пахло клейкими почками и оттаивавшей землей. Высоко светило солнце.
А он знал, что нынче, шестого апреля, умрет. И все помыслы его были о единственном сыне, об Александре, тянувшем солдатскую лямку на далеком Кавказе. Не свидеться с ним больше на этом свете! Эх, зачем не бросил он все, не поехал к Саше на Кавказ?! Что сделал бы ему, заслуженному воину, государь? Вернул бы?.. Нет, право, мало любви у него осталось к российскому самодержцу. Слишком жесток и злопамятен!..
— Вот портрет, Иван Сергеевич!
Родные, глядя на его исхудавшее лицо, тайком плакали. При нем боялись… Князь взял в руки портрет.
— Этот Волкова! — недовольно прошептал он. — Мне нужен другой, что подарил ему друг, Назимов!..
Другой портрет отыскали быстро.
Старый князь прижал его к груди обеими руками и взглянул на небо.
Оно сияло радостно и спокойно.
«И там буду смотреть на тебя, Саша!» — мелькнуло в голове Ивана Сергеевича. Он хотел предупредить детей, чтоб и в гробу не отнимали от него портрета, но язык уже не слушался его.
Глаза князя вспухли слезами, одна скатилась и мелко задрожала на впалой щеке.
— Почили его сиятельство! — подойдя к Одоевскому, сказал священник.
Князь Иван Сергеевич Одоевский умер семидесяти лет.
Последний свет бросила на землю его звезда…
Александр об этом еще не ведал. Он жил тогда под южным небом, готовясь к экспедиции, тоскуя по родным полям и лишь во сне и в мыслях встречаясь с теми, кто был ему близок в этом мире.
Стихов он писал мало, нередко вспоминал своего задушевного друга Мишеля. Под каким он сейчас небом? Какие ветры ему дуют в лицо?
29 апреля 1839 года эскадра под командой адмирала М. П. Лазарева взяла курс на долину Субаши. Море было тихим, берега по боку кораблей проходили живописные и, казалось, спокойные. Слабо голубела за кормой вода…
Александр предстоящей схватки не страшился. Опасности его не пугали. Он думал о том, что половина жизни позади — и что же? От литературы и друзей оторван, мир движется вперед мимо него… Он в нем — сторонний наблюдатель. Кавказ, бои, солдатская лямка… Просвета нет.
— Что-нибудь случилось, Саша? — к нему подошел Загорецкий. — Не заболел ли?
— Задумался, Николай! Не зря ли прожита жизнь наша? Искали свободы, счастья, равенства… А в результате? Поражение?.. Крушение всех идеалов и каторга?
Загорецкий опустил голову.
— Не надо об этом, Александр! Подобные мысли приходили и ко мне, но я отгонял их. Не ко времени они пока. Поживем — увидим!.. А сейчас идем спать! Назавтра нелегкое дело…
Ранним майским утром с флагманского корабля «Силистрия» ударил выстрел. Он возвестил о приготовлении десанта. По приказу капитана П. С. Нахимова на воду были спущены лодки.
— По местам!..
Одоевский шел к берегу вместе со всеми. Над головой его летели ядра, прибрежный лес с треском валился, как скошенная трава.
На твердую землю Александр выпрыгнул одним из первых. Слева с пистолетом в одной руке и с трубкой в другой выбирался по мелкой воде генерал Раевский. Справа с ружьем бежал Николай Лорер.
Впереди шли стрелки…
— Алла-а!..
Из леса высыпала группа конных убыхов. Страшно гикая и размахивая блестевшими на солнце шашками, они бросились на десант. Толпу увлекали два предводителя, скакавшие на белых лошадях.
Первая цепь стрелков замешкалась.
— Братцы! — закричал генерал Кошутин, командовавший колонной. — За мной!..
Перекрестившись, он повел свой батальон навстречу неприятелю в штыки.
— Огонь! — неторопливо скомандовал Раевский.
Три легких конных орудия, стоявшие возле командующего и прикрывавшие колонну, ударили по горцам картечью.
Пыл их умерился, однако не до конца.
Свита Раевского, увидев близко врага, заколебалась. Командующий спокойно раскуривал трубку. Обнажив штыки, в атаку пошли навагинцы.
Одоевский мельком увидел Нарышкина, почерневшего от пороха и гари, бегущего рядом с моряками.
«Осторожнее, Миша!» — мысленно пожелал он товарищу и еле увернулся от горской шашки. Пришлось вскинуть ружье.
Убыхи бежали. К Раевскому подвели коня.
— С победой, друзья! — поздравил он войска.
На правом фланге стрельба еще не прекращалась. Одоевский пошел по направлению выстрелов.
Лорер стоял с Загорецким возле ветвистого дерева. Нарышкин, держа ружье наперевес, стрелял.
— Ты все палишь, Михаил?