На этом вечере живописец Федотов впервые публично показывал свою картину "Сватовство майора к купеческой дочери". Сам художник приготовил к этой картине объяснение в стихах. Но едва ли не лучшим объяснением ее был начальный монолог Липочки из "Банкрота": "Уж какое же есть сравнение: военный или штатский?" Слова замоскворецкой жеманницы были как бы воссозданы в движении и красках знаменитой картины.
Два участника вечера у Шевырева - знаменитый западник и известнейший славянофил - отозвались на чтение комедии словами, дышащими живым восхищением. Грановский написал лондонскому эмигранту Герцену и передал с доверенным лицом письмо, в котором говорил о "Банкроте" как о "дьявольской удаче". В комедии он увидел "крик гнева и ненависти против русских нравов" 10.
В свою очередь Хомяков пытался расположить в пользу комедии свою влиятельную корреспондентку, фрейлину двора Антонину Дмитриевну Блудову. "В жизни все дробится на такие мелкие части, - писал он ей, - общество так рассыпается и пустеет, что никакое вдохновение невозможно, кроме комического, а оно дается немногим, и теперь, как видим из "Банкрута", не иссякает у нас. Грустное явление эта комедия, но оно имеет свою утешительную сторону. Сильная сатира, резкая комедия свидетельствуют еще о внутренней жизни, которая когда-либо еще может устроиться и развиться в формах более изящных и благородных" 11.
Подогреваемый общими восторгами, Погодин не оставлял мысли поместить "Банкрота" в "Москвитянине". Но как трезвый и многоопытный журналист он понимал, что при ужесточившихся цензурных условиях это будет нелегко сделать, Сам Погодин еще недавно потерпел фиаско в цензуре, запретившей его благонамеренную по всем статьям трагедию "Петр I". Как же в таком случае хлопотать о "Банкроте"?
Между тем Погодину приходилось спешить, потому что как раз в этот момент у него появился могущественный конкурент, грозивший перехватить пьесу для своего журнала. В Москве поговаривали, что издатель "Отечественных записок" Краевский специально приехал из Петербурга, посетил автора в его доме у Серебрянических бань, с изумлением убедился, в какой скудости живет молодой драматург, и предлагал ему за "Банкрота" гонорар, который должен был показаться Островскому фантастическим. Молодой автор заколебался. Однако Краевский, наведя справки в столичной цензуре, понял, что у него слишком мало шансов напечатать пьесу, и отступился. Погодин же сумел убедить Островского, что если где-нибудь и удалось бы напечатать его комедию, то лишь в удаленном от северной столицы, скромном и благонамеренном "Москвитянине".
Найдя, что общественная почва достаточно распахана чтениями комедии и слухом о ней, Погодин начал действовать. Он сумел удачно воспользоваться благосклонным письмом от графа Дмитрия Николаевича Блудова, дочери которого писал о комедии Хомяков. Вероятно, Погодин посылал влиятельному вельможе комедию для ознакомления. Блудов отсоветовал обращаться к столичному цензору, но приватным образом рекомендовал спешно проводить "Банкрота" через местную цензуру.
2 марта 1850 года Погодин сообщал Островскому обнадеживающую весть. "Посылаю вам копию с письма от гр. Блудова, председателя всех комитетов о цензуре, университетов, просвещения, - писал в своем обычном стремительном стиле, который теперь назвали бы "телеграфным", Погодин. - Надо воспользоваться этим расположением и ковать железо, пока горячо. Я пошлю ее циркулярно к своему цензору, потом к Попечителю, и, подсмолив такую механику - не пустить ли тотчас "Банкрута", если Вы рассудите, в печать. В корректуре легче будет психологически решиться попечителю, который увидит, что дело как будто уже кончено и печатный "Банкрут" не кусается. Цензор отвезет к нему корректуру, я поддам и проч." 12.
"Подсмолить механику..." - словечко это Погодин почерпнул из словаря крючкотвора и пройдохи Рисположенского, героя той самой пьесы, за какую он хлопотал. Блудову не хотелось брать на себя разрешение комедии, но, вырвав у него полусогласие на публикацию, Погодин мог рассчитывать с помощью ссылок на высокий петербургский авторитет уговорить местную цензуру.
Московская цензура находилась тогда в ведении университета, а цензором назначался обычно один из профессоров. В то время им был профессор по кафедре народного и полицейского права В. Н. Лешков, трудолюбивый, но, по отзывам современников, тупой и бездарный человек. Уговорить Лешкова, с которым он знался по-приятельски и встречался домами, Погодину обычно ничего не стоило. Однако случай с "Банкротом" был не ординарный, комедия получила слишком громкую, да еще с оттенком крамольности, славу, так что не в праве цензора было подписать ее единолично. "Не быть бы в ответе", - мог по обыкновению усомниться законопослушный Лешков. Подписать комедию в печать он решился бы, лишь заручившись поддержкой своего непосредственного начальства - Владимира Ивановича Назимова.