- Да уж, я тогда очень интересно попутешествовал, впечатления потрясающие, век помнить буду, - с грустной иронией говорит Панкратов. - Всё равно, спасибо тебе, Виктор.
В это время к Панкратову подходит мать. Она не плачет, грустно смотрит на сына, слегка качает головой и произносит:
- Я ведь предупреждала, что добром это не кончится. Не напрасно, выходит, всё время боялась, что ты попадёшь туда же. Там же ад сущий. И что же теперь будет с тобой, сыночек ты мой дорогой. - При этом в голосе матери прозвучал не вопрос, а какая-то безысходность, глубокая тревога и предполагаемые ею нежелательные события в будущем.
- На рожон там зря не лезь, - наставляет Краузе. - Про отца твоего на зонах знают. По крайней мере, старые авторитеты и те, кто давно и не по одному разу сидит, его помнят или слышали о нём. Я поинтересовался уже. Но с беспредельщиками не корешись и сам не превращайся в такого, как они.
- Да не переживайте вы за меня, - говорит Панкратов и обнимает мать. - Чего, мамочка, ты боишься, точно не будет. Настоящим уголовным элементом, как назвали отца в Москве, я никогда не стану. Вы же меня знаете. Я всегда жил и буду жить по своему разумению. А что касается пребывания на зоне и судимости, то на Руси любой опыт пригодиться может. Умных и сильных людей у нас в стране всегда либо садили, либо они сами кого-то садили. Всё течёт, всё изменяется. И неизвестно ещё, кто кем будет. Никто никуда не денется.
Глава 6.
Конец семидесятых
Территория колонии, большие сугробы снега, высокий забор с колючей проволокой, вышки с охранниками в тулупах, помещение для заключенных. В углу на койке сидит Панкратов с гитарой, перебирает простые аккорды и что-то тихонько и невнятно поёт, как бы сам для себя. Рядом на других койках тоже заключенные, тоже сидят или лежат, двое в карты играют. Видно, что все они не новички на зоне, публика бывалая.
- Панкрат, оставь балалайку в покое, - просит Панкратова один из картёжников, который заметно старше других, на вид почти старик. - Отец твой лучше играл, в натуре, сам слышал, - и после короткой паузы добавляет. - Кстати, молва была, что он под какой-то указ попал. А что за указ, не знаешь, ты же юрист?
- Тогда было принято сразу несколько указов, расширяющих применение смертной казни, - немного подумав, отвечает Панкратов. - Больше всего это касалось особо опасных рецидивистов. В то время при Хрущёве так преступность искореняли - уголовный кодекс сам по себе, а указы сами по себе. Просто решили авторитетных воров физически устранить, вот и придумывали разные подзаконные акты.
- Да, жил когда-то правильный человек и сгинул почём зря, земля ему пухом. Только где она, земля эта, - грустно вздыхает старый зек. - Зона берлогой ему была, а могила где? Ладно, не стоит прошлое ворошить, уж больше десяти лет минуло. У тебя зато всё впереди ещё. Правда, ты что-то долго баллон к нам катил.
- Полезное образование получал и опыт работы во властных структурах, - шутливым тоном поясняет Панкратов. - Грамотным вором со связями за год не станешь. А, если серьёзно, то просто пробовал по-другому пожить и мать жалко было. Очень она всегда боялась, что моя жизнь наподобие отцовской будет, судьбы его для меня не хотела.
- Ну, ты даёшь, - ухмыляется зек. - А тебя не научили твои умные профессора в институте, что судьбу не обманешь, сколько не пробуй. Это не карты. Многих заносит сюда по случаю, как ветром мусор во двор. А ты не такой, на шального крадуна не похож - масть держишь, сразу видно. Люди тебя уважают, а мужики и козлы боятся, так и должно быть. Ты же потомственный вор, наследник отцовской короны. Захочешь, в память о нём влиятельные законники покумекают и посвятят тебя в воровской сан. Так бывает. Тем более, что косяков у тебя нет и тюремный опыт уже имеется. А родительницу твою понять можно, сама всё про зону знает. Короче, Санёк, на роду у тебя написано - и масть и власть. А пока считай, что отец за тебя вроде как мазу держит. На том и покончим, откладывай инструмент и присоединяйся.
- Нет уж, тогда без меня, - отказывается второй игрок в карты, кивая в сторону Панкратова. - Фуфло в колоду заряжать тоже, наверно, батя его научил. А с артистами я не играю. Пусть лучше честно выступит, сбацает чего-нибудь, как умеет.
- А я всегда готов, - пожимая плечами, охотно соглашается Панкратов и провозглашает. - Премьера для избранных.
После этих слов он усаживается с гитарой поудобнее и поёт:
Вот опять я вдали
От излюбленных мест,
И опять давит ночь беспокойная.
Будто душу свезли
За кладбищенский крест
Или бросили в яму помойную.
Все мечты мои здесь
Превращаются в прах.
Всё мне в тягость, как в тягость и я всему.
Прямо в петлю хоть лезь,
Так мне плохо впотьмах.
Где же ты, моё солнышко ясное?
Что же гонит меня
По дорогам чужим,
Что ищу я в краю неприветливом?
Разве светлого дня
Мне под кровом родным
Не хватает для счастья заветного?
Погулял и пора
Возвращаться домой
К тихим снам, охраняемым матерью.
Дотяну до утра,
И с пустою сумой
Пусть мне будет дороженька скатертью.
Отбыв весь срок заключения и покинув колонию, Панкратов едет домой на поезде. Вагоны старые, холодные, пассажиров немного, почти все они угрюмого вида, мало разговаривают. Панкратов часто выходит в тамбур вагона. Стоит один, не курит, а просто смотрит в окно, за которым проносится унылый северный пейзаж.
Весенний солнечный день, железнодорожный вокзал Свердловска. На привокзальной площади Панкратов садится в автобус. Через какое-то время по маршруту автобуса открывается панорама городских новостроек. Автобус проезжает мимо одного из строящихся многоэтажных домов. Вагончики строителей стоят вблизи дороги. Панкратов задумчиво смотрит на них, потом вдруг срывается с места, подходит к водителю и просит его:
- Останови здесь, братан, очень нужно.
Автобус останавливается. Панкратов выходит из автобуса и направляется к строительным вагончикам. За несколько шагов до них Панкратова обгоняет молодой паренёк в рабочей одежде и с бухтой провода на плече.
- Эй, пацан, - окликает его Панкратов. - Ты электрик?
- Не электрик, а электромонтажник, - обернувшись, уточняет парень.
- Ну, извини, - улыбается Панкратов и спрашивает. - А не знаешь ли ты случайно бригадира Николу Загвозкина?
- Знаю, - отвечает парень.
- А где он сейчас, на каком участке?
- Да здесь он, вон в том вагончике. Я туда и иду.
- Позови его, будь другом, - просит Панкратов. - Скажи ему, что Панкрат вернулся.
- Без проблем, сейчас позову, - соглашается парень.
Через минуту дверь указанного вагончика широко открывается и на ступеньках появляется Николай Загвозкин, совсем седой, ещё более сутулый, в расстёгнутой телогрейке, в сапогах с загнутыми голенищами. Загвозкин какое-то мгновение всматривается в стоящего чуть поодаль Панкратова, узнаёт его и прямо по грязной луже быстро идёт к нему. Загвозкин и Панкратов без слов крепко, по-мужски обнимают друг друга. При этом на безымянном пальце левой руки у Панкратова видна наколка - перстень с трефовым крестом...
* * *
Рукопись депонирована в ИОН РАН, Рег. ? 3283-ЛП/2