- Положительно, - не раздумывая, отвечает Панкратов. - Если только это официальное служебное задание.
- Именно задание или комсомольское поручение, - говорит Чебушенко. - Как тебе будет угодно. Но прошу тебя, Саша, в рамках дозволенного. Никого калечить не надо.
- И я прошу тебя, даже приказываю, силу не применяй, - строго говорит особист. - Мы полагаем, одного твоего авторитета будет достаточно. Просто выкажи своё расположение к Маевскому, пообщайся с ним и пусть все видят, что вы дружите, понял?
- Да понял, товарищи майор, - улыбаясь, соглашается Панкратов. - Никуда никто не денется. Разрешите приступить к выполнению задания?
- Ты не шути, дело серьёзное, - говорит Чебушенко. - Чуть чего, сразу ко мне. Всё, можешь идти.
Панкратов уходит.
- Хороший парень, - говорит особист замполиту. - К нам бы его. Но всё равно проследи, как бы он не переусердствовал и дров лишних не наломал.
- Действительно, хороший, - подтверждает замполит. - Мы тут на днях анкетирование провели среди личного состава с вопросом, на кого из сослуживцев вы больше всего хотели бы походить. Так вот, девяносто процентов ответили, что на ефрейтора Панкратова.
В этот же день перед ужином Панкратов, прислонившись на улице к оградке возле казармы, наблюдает со стороны за Маевским. Вениамин Маевский - дородный молодой человек с румяным лицом и пухлыми губами, немного выше среднего роста, стоит в середине шеренги взвода, выстроенного отдельно от всей первой роты.
- Вольно! - командует прапорщик, всем оставаться на месте, сейчас приду, возьму разнарядку для вас на завтра.
Взвод предоставлен сам себе, и солдаты находят забаву - начинают весело толкать Маевского от одного к другому, давать ему подзатыльники и отвешивать пинки по его объёмному заду. Маевского не избивают, а показательно глумятся над ним. Причём делают это совместно самые щуплые и низкорослые солдаты во взводе. Маевский, поджав руки к груди, не сопротивляется, а только просит:
- Прекратите немедленно, как вам не стыдно!
Жалкий вид и явно неподходящие в такой ситуации слова Маевского ни у кого не вызывают сочувствия, а только ещё больше раззадоривают солдат, и все похихикивают и заразительно смеются над ним.
Панкратов подходит к оставшемуся без присмотра взводу, легко отпихивает самых активных участников издевательства над сослуживцем, берёт Маевского за руку, отводит его чуть в сторону и громко, чтобы все слышали, спрашивает:
- Объясни-ка мне, земеля, почему ты никому из этих баранов, как говорит замполит, по рогам дать не можешь?
- Никогда людей не бил и бить не буду, - заикаясь, отвечает Маевский. - Какими бы баранами они ни были.
Все откровенно хохочут над таким ответом.
- Тогда я за тебя это буду делать, - ещё громче и пафосно произносит Панкратов. - У нас гвардейская дивизия или стадо животных. Кто ещё хоть раз его тронет, будет иметь дело со мной. А я рога быстро обломаю. Все слышали? - И Панкратов, заложив руки за спину, медленно проходит мимо собравшихся вдруг снова в строй солдат.
Угроза подействовала. Издевательства в отношении Маевского и даже просто мелкие колкости и насмешки в его сторону прекратились.
Панкратов и Маевский сидят на скамейке возле футбольного поля и разговаривают.
- Демобилизуюсь и сразу в аспирантуру, - говорит Маевский. - Если не поступлю, то снова пойду на преподавательскую работу. До армии я ассистентом на кафедре истории партии в институте работал. А у тебя какие планы?
- Да какие у меня планы, Веня, - отвечает Панкратов. - До дембеля ещё почти год. Ну, а потом в юридический поступать буду, как и хотел. Только теперь уже на заочное отделение. Скоро мне двадцать лет, а это уже солидный возраст. Работать надо и матери ещё помогать.
- А ты приезжай к нам в Москву, - приглашает Маевский. - Столица всё-таки. Там и учиться поступишь и работу найдёшь. Отец пишет, его в горком партии взяли. Поможет, если что, я попрошу. Отец у меня хороший, давно на партийной работе. Кстати, мог бы от армии меня отмазать, но не стал. Вот такой он у нас с матерью сознательный коммунист.
Глава 4.
Начало семидесятых
Панкратов в военной форме с дембельским чемоданом в Москве, на Красной площади. Смотрит на всё вокруг и тихо вслух как бы обращается к городу:
- Ну, вот мы и встретились. От меня не скроешься.
Этим же днём Панкратов у Маевских дома. Дверь в квартиру ему открыл сам Маевский. За его спиной стоит и приветливо улыбается миловидная девушка.
Панкратов и Маевский обнимаются.
- Познакомься, Саша, это Люда, моя жена, - искренне радуясь встрече, говорит Маевский. - В это время из комнаты в коридор выходит высокий мужчина в очках. Маевский представляет его. - А это мой отец, Геннадий Георгиевич.
- Проходи, дорогой, мы тебя давно ждём, - говорит отец Маевского и жмёт Панкратову руку. - С утра, как ты позвонил из аэропорта, очень ждём. Жена вон, Диана Аркадьевна, даже торт свой фирменный испекла.
- Да я в центре побывал, - оправдывается Панкратов. - На Красной площади был, по улице Горького прошёл.
Из кухни выходит мать Маевского, в фартуке, с полотенцем в руках, и говорит:
- Наконец-то, прибыл. Дай-ка я на тебя погляжу. Ну, точно, как на плакатах солдат изображают. Давай, раздевайся и за стол. - Панкратов снимает китель. - Пойдём, я тебе покажу, где умыться, - говорит она, провожает Панкратова в ванную комнату и по пути благодарит его. - Спасибо тебе за Венечку, он нам всё про вашу дружбу в армии рассказал. Он ведь у нас совсем за себя постоять не может. Пока он служил, мы тут с Людочкой извелись совсем. Боялись, не очень ли его там обижают.
В комнате, похожей на кабинет, Геннадий Георгиевич с сыном и Панкратов.
- Я тоже советую тебе переехать в Москву, - говорит Панкратову отец Маевского. - И поступить в ВЮЗИ. Уважаемый юридический институт, между прочим, хоть и заочный. А с пропиской и работой я помогу.
- Может, действительно, Саша, лучше тебе заочно учиться, как ты и хотел, - добавляет Маевский. - Никакого распределения, а диплом такой же. С третьего курса по специальности уже сможешь работать. Либо юристом в народное хозяйство, либо в органы пойдёшь.
- Ну, это мы посмотрим ещё куда, - говорит Геннадий Георгиевич. - Пока ты, Александр, получай там у себя дома паспорт и решай, что делать. Надумаешь, снимайся отовсюду с учёта и приезжай.
Панкратов с тем же чемоданом, но уже в гражданском костюме, у подъезда своего дома в Свердловске прощается с матерью.
- Всё, мама. На вокзал не надо ехать, сам доберусь.
Мать обнимает и целует Панкратова.
- Береги себя, сынок, - говорит она, вытирая слёзы. - А, может, ещё передумаешь? Ну, съезди, погуляй и возвращайся. Я тебя так ждала, скучала. И я одна тут. Думала, приедешь, семьёй обзаведёшься, внуков понянчу. Оставайся, Саша, ну кому ты там нужен. Да ещё характер у тебя такой неуживчивый, обязательно во что-нибудь встрянешь или разругаешься с кем-нибудь в пух и прах.
Панкратов тоже обнимает мать и успокаивает её: