Сразу по приезде, Блохин договорился брать в деревне молоко и каждый вечер, вооружившись бидоном, ходил за несколько домов к тетке Михевне. В тот день молоко ему вынесла Лида. Она вышла навстречу, очень прямо держа спину и далеко вынося худые, в резиновых сапогах, ноги. Они разговорились и потом долго еще сидели на бревнах, пока внизу не прогромыхал грузовик с доярками из-за реки и не прошел качаясь подвыпивший сосед Блохина Семен. С этого дня они встречались ежедневно и сидение на бревнах превратилось в своего рода ритуал. Разговор их то вспыхивал, то сам собой угасал и тогда они сидели молча и говорить было не обязательно. В первый же день Лида рассказала Блохину про свою жизнь, что ей скоро уже двадцать шесть, что, окончив институт, она вернулась в родную деревню учительствовать и что оставшийся в городе муж пьет и она с ним разводится. Живет она тут безвылазно, правда в прошлом году ездила в Ленинград. Город ей понравился, но жить там сыро и холодно.
Александр Степанович слушал, посмеивался про себя, но, слово за слово, и он стал рассказывать о своем житье-бытье, о том, что не отгорело еще в этой жизни. Получалось это как-то само собой, ненароком.
— Так по столичным-то меркам вы, выходит, неудачник?
— Это почему? — Искренне удивился Блохин.
— Ну как же! — Она поправила очки. — Мне говорили, сейчас кандидатами становятся к тридцати, а вам вон под сорок!..
— Кто говорил? — Опешил Блохин.
— А, неважно… — она махнула рукой, туго натянув на острые колени платье. — Вы только не обижайтесь…
Неожиданно Блохин увидел себя глазами этой востроносой, такой еще молодой женщины, увидел сидящим на ярко-рыжих, в лучах заходящего солнца, бревнах, с брюшком и уже порядочной лысиной. Жаркая волна недовольства собой обдала все его существо, ему вдруг стало неуютно и противно. Лидия не унималась.
— А жена у вас красивая?
— Как тебе сказать… — промычал он в замешательстве, не в силах сразу пережить нахлынувшее на него чувство самоуничижения.
— Вы ведь друг друга не любите? Ведь не любите, правда? — Она заглянула ему в глаза. — Я это сразу поняла… Это она заставляет вас писать диссертацию…
— Ну, уж нет! — Возмутился Блохин. — Ты просто злая, невоспитанная девчонка…!
Он резко поднялся и, старательно втягивая живот и придерживая пальцем крышку бидона, быстро пошел вдоль забора. У задней калитки сада он обернулся. Лида все так же сидела обхватив руками длинные ноги и смотрела куда-то за реку.
Два следующих дня Блохин усердно работал и, не сознаваясь себе в том, старался меньше есть. Прохаживаясь по дому и разминая ноги он, время от времени, останавливался перед большим, в изъеденной жуком раме, зеркалом и пристально рассматривал свое отражение. О Лиде он не думал. Он думал о себе.
Они встретились снова и, как в первый раз, сидели на сваленных у забора бревнах. Блохин курил. Он держался без курева две недели, но тут нашел в буфете начатую пачку сигарет и не выдержал, задымил. Из сада за их спиной удушливо пахло жасмином.
— Так и будешь здесь жить?
— Ага, — кивнула Лида, — что ж не жить то… Здесь жить можно. Народ у нас, правда, тяжелый, но отходчивый, зла не держит. Ну, а красота, сами видите, вон она…!
Следуя за ее рукой, Блохин перевел взгляд на Оку, на светлую за лесами даль, на медленно бредущих по зелени луга пятнистых коров.
— А вам одиноко… — сказала она задумчиво. — Вы и сюда-то приехали потому, что одиноко. Захотели посмотреть, какое оно на сомом деле одиночество…
Он не ответил, промолчал.
— Ну а для себя, для себя ты что-то ищешь?
— Что для себя? — вроде как не поняла она. — Ищет тот, кто потерял, а я не теряла. Я здесь родилась. Вон мой дом, да и мать стара стала. И потом, спокойно мне здесь, на душе тихо…
Она улыбнулась и Блохин сразу поверил в ее слова, принял их и ему вдруг самому захотелось приобщиться к этой ее жизни. От легкого движения что-то будто сдвинулось в его восприятии мира и Лида представилась ему по-другому, нечто новое проступило в ее задумчивом, худом лице. Она почувствовала происходящую в нем перемену и снова улыбнулась.
Когда на землю опустились легкие, прозрачные сумерки, он проводил ее по высокому берегу до дома и там неожиданно и сильно поцеловал. Она не сопротивлялась, но потом ловко и уверенно отстранилась, посмотрела на Блохина.
— Вы уедете, а мне здесь жить. И так, небось, Бог знает что говорят. Я лучше приеду к вам в Москву. Сами знаете, нам время от времени приходится ездить… — Она лукаво улыбнулась. Блохин опешил. Легким движением Лида потянула руку из его ладони, взбежала на крыльцо и оттуда, уже откровенно смеясь, продолжала: